Олег Дивов - Модноверие [Антология]

Когда-то, совсем маленьким, Мирко удивлялся: что, небожители, такие могучие и мудрые, не в состоянии изготовить себе нечто подобное? И зачем им простые побрякушки, тем, у кого во власти весь мир, кроме разве что подземелий Ящера?

Но потом волхв-наставник объяснил, что обитателям Ирия на самом деле нужны не предметы, а воплощенные труд, любовь и преданность тех, кто исповедует истинную веру…

Сейчас это объяснение почему-то не показалось Мирко убедительным.

И почему боги обычные жертвы забирают из капища у деревни, куда может войти каждый, а особые дары — из Запретного, закрытого для всех, кроме самого Огнеяра и его подручных, других волхвов?

Мысль показалась неприятной, тревожащей, и мальчик от нее отмахнулся, как от надоедливой мухи.

— Может быть, на речку? — предложил он.

— Мне купаться нельзя, а ты еще успеешь, — отозвался дядька Ринат. — Пойдем в лес. Что тут у вас рядом?

Мирко вздохнул, и они зашагали к ближней опушке.

Едва оказались в тени деревьев, он остановился и, как положено, отвесил поклон, коснулся земли и попросил:

— Батюшко Велес, не будь гневен, будь щедр.

— Это зачем? — спросил дядька Ринат.

Мирко покосился на него с превосходством — эх, такой большой и умный, рассказывает так, что заслушаешься, из дальних мест пришел, магазин и бензин видел, а простых вещей не знает.

— Так положено. Велес — он всякому лесу хозяин, захочет — погубит тебя в чащобе. Дикого зверя наведет или змею ядовитую. Или дерево сухое на тебя уронит, на голову. Хотя бы грибы и ягоды попрячет, и дороги не даст… Так что лучше попросить, как надо.

— А если этого не сделать?

Мирко только вытаращился на чужака… как так не сделать?

Может быть, отправляясь на рыбалку, не помолиться берегиням и Водяному Хозяину? Или в Ярилин день не развести огромный костер в честь светлого огненного бога, а на Комоедицу не спалить чучело надоевшей зимы?

В душе заворочались обида и злость.

— Ты не сердись, — проговорил дядька Ринат мягко. — Я просто хочу разобраться. Понимаешь, вы вроде такие гордые, свободные русичи, а при этом без ритуала и молитвы шага не ступите… Ладно, замяли пока… Рассказывай, где у вас тут Запретный Лес и грибные места, куда ходить можно, а куда нельзя…

Но Мирко уже расстроился, и говорить ему вовсе не хотелось.

Так что за оставшееся время, пока чужак не устал и не попросился обратно, они обменялись лишь парой слов.

Ближе к закату, когда народ вернулся с работы, собралось деревенское вече.

Зазвенело било, повешенное на огромной ели у входа в капище, и народ принялся выходить из домов.

— Захвати дружка своего, — велела Мирко тетка Светлана, и мальчишка ощутил, что краснеет: и так с вечера сверстники дразнят «чужаковым другом», а теперь еще и она! — Разговор о нем пойдет.

Дядька Ринат, услышав, что его на вече зовут, хмыкнул, но с лежанки поднялся. Захватил палку, и они пошли, точнее, потащились, и немудрено, что явились к капищу последними.

Под Триглавом кучкой собрались волхвы, в середине, как положено, сам Огнеяр с белой бородищей и в бобровой шапке, рядом наставник и лекарь, и кузнец со зверознатцем. Чуть подальше встали старики и мужики, за ними женщины, ну а детворе место в задних рядах, все равно говорить им пред ликом богов никто не даст, не доросли еще.

— Иди сюда, чужак! — прогромыхал Огнеяр, сверкая глазами, и от голоса его Мирко вздрогнул: что-то крылось в этих словах опасное, холодное и злое, точно затаившаяся под корягой гадюка.

Дядька Ринат усмехнулся как ни в чем не бывало, потрепал мальчишку по волосам и двинулся вперед, через толпу. Ну а Мирко остался на месте, топчась и ежась.

— Ну вот, — начал Огнеяр с любимой присказки, — теперь, перед ликом русичей… Поведай нам, что ты за человек и что забыл в наших краях.

— Имя мое вы уже знаете, — чужак пожал плечами. — Путешественник я. Походник. Хожу по лесам в одиночку.

— Да ну? — Седые брови Огнеяра поднялись, волхв-лекарь дернул себя за бороду. — Зачем же?

— Для удовольствия.

Судя по лицам, волхвы дядьке Ринату не верили, да шепотки гуляли по рядам недовольные, раздраженные. «Лжец», — бурчали женщины. «Шпион», — бормотали мужчины, и последнего слова Мирко не слышал никогда, зато хорошо знал, кто такие крестоносцы и атеисты, которых вспоминали тоже.

Как и то, что, если один из них попадет к русичам, его надо принести в жертву богам…

Но ведь у дядьки Рината нет рогов и волчьих зубов, и даже креста!

— А по крови кто будешь? — спросил Огнеяр, и собравшиеся на вече люди дружно замолчали, даже дышать вроде бы перестали.

— Татарин.

Верховный волхв не изменился в лице, зато физиономии волхва-наставника и кузнеца перекосило от отвращения, а женщины забормотали, поминая Великого Рода и Перуна, от врагов обороняющего.

— Не нашей крови, — проскрипел Здравобор. — Хотя это и по роже видно.

— Что же не вашей? — сказал чужак очень спокойно. — Ведь ты мне рану зашивал. Неужели твоя кровь не так красна, как та, что осталась на бинтах и на твоих руках?

— Мне их пришлось вымыть! — Ноздри волхва-лекаря раздулись, глаза выпучились, лицо побагровело; Мирко никогда его таким не видел. — И я искуплю грех пред богами! Ты же…

— Тихо! — прогремел Огнеяр, и Здравобор смолк, даже младенец на руках у одной из женщин перестал пищать.

Только дядька Ринат не послушался.

— Что за комедию вы тут устроили?! — спросил он раздраженно, глядя прямо в лицо верховного волхва. — Забились в глухой лес, играете в древних язычников, головы детям дурите всякими богами и арийскими ведами? А сами-то с остальным миром не порвали! Вы же…

— Тихо, — повторил верховный волхв, на этот раз негромко, только это прозвучало намного страшнее, так что Мирко задрожал, ему захотелось убежать, закрыть глаза и уши, не видеть, не слышать.

— Ты чужак, и ты не будешь посягать на то, как мы живем, хотя бы из чувства благодарности, — продолжил Огнеяр, и слова эти породили в капище многоголосое эхо, словно Макошь, Даждьбог, Ярило и остальные повторяли его речь деревянными ртами. — Или ты забыл, что, если бы не мы, ты бы уже умер, и никто бы не узнал, где твоя могила?

Дядька Ринат опустил голову, уставился в землю, точно провинившийся мальчишка.

— Гордые, свободные русичи живут здесь, под ласковой дланью истинной веры! Отринули мы соблазны атеизма и рабское поклонение чужим, ложным, мертвым богам! — Верховный волхв увлекся, и голос его вновь стал громче. — Прошлому нет дороги сюда! Понимаешь ты это? И любую опасность для нашей общины мы… — он помолчал, — …ликвидируем. Без сомнений и жалости. Здесь все будет по Покону, и никак иначе! Уяснил ли ты?

— Да, — прозвучало это глухо, слабо и неуверенно.