Олег Дивов - Модноверие [Антология]

— Ты давай, возвращайся, — сказал дядька Ринат, отдышавшись. — Дальше я сам. Доберусь как-нибудь… все равно ты дорог здесь не знаешь. И тебя не должны хватиться. Чтобы никто не заподозрил, что ты к моему побегу причастен…

Он помолчал, а потом добавил изменившимся голосом:

— Или, знаешь, пошли со мной. Что тебе здесь делать, с этими волхвами и богами? Там огромный мир! Большой, настоящий! А не этот огрызок возрожденной древности.

Мирко заморгал, не зная, что сказать.

— Ну нет, я никогда не думал… — протянул он. — Тут я родился, тут все я знаю… Друзья и…

— Я все равно дойду до властей, и эту лавочку прикроют, — сказал дядька Ринат. — Главари под суд пойдут, остальным придется устраиваться, так что все уже не будет как раньше.

— Ну я не знаю, — повторил Мирко. — Как-то это, ну…

Он мямлил дальше, а в голове крутились даже не мысли, а обрывки мыслей.

— Родителей у тебя все равно нет, чего ты теряешь? Ту кашу, что у вас в голове? Насчет гордых русичей, чистой арийской крови и истинной веры?

— Ну… я… — Мальчишка напрягся, и тут краем глаза уловил движение.

Повернув голову, обнаружил, что из зарослей выступил дядька Ратобой и еще двое мужчин из деревни, при ружьях и заплечных мешках, будто собрались на дальнюю охоту.

— Вот и они, — сказал дядька Ратобой. — Хитер, чужак, дверь за собой прикрыл. Только я не поленился, внутрь заглянул… И след вы оставили такой, что слепой увидит. Теперь пошли обратно. Погуляли и будет.

И он угрожающе повел стволом.

Мирко знал, что он взрослый, что он почти мужчина, а мужчины не плачут, но остановиться все равно не мог. Его трясло, как в лихорадке, слезы текли по щекам, а в груди сплетались в клубок ярость, злость, ненависть, отвращение и другие чувства, которым он не знал названия.

Когда они вернулись в деревню, дядьку Рината опять закрыли в бане, а у дверей встал дядька Ратобой. Мальчишку же отвели в общественный погреб, где усадили на сырой пол среди мешков и ящиков.

— Осквернил ты себя, — заявила встретившая его тетка Светлана. — Сиди пока тут.

На двери погреба не запор, щеколда, открыть ее изнутри проще простого, но о побеге Мирко даже не подумал.

Куда бежать? Зачем?

Сколько он так просидел, он не смог бы сказать, но, когда дверь отворилась, внутрь проникло бледное сияние рассвета. Мальчишка вытер слезы, шмыгнул носом, подобрался, напряженный, точно струна — нельзя, чтобы кто-то увидел его слабость, понял, что он, гордый русич, плакал.

Скрипнули деревянные ступени, блеснул на руке верховного волхва тот браслет, который дядька Ринат назвал «Ролексом». Следом за Огнеяром показалась тетка Светлана — губы поджаты, руки под грудью, в глазах беспокойство.

— Как ты, Мирко? — спросила она.

— Нормально, — зло ответил он и тут же не выдержал, сорвался. — Это все правда?! Вы на самом деле хотите убить его?! Принести в жертву богам?! Почему?! Как же так?!

Верховный волхв почесал в затылке и уселся на ящик, тетка Светлана осталась стоять.

— Ну вот, Мирко, — сказал Огнеяр спокойно, — ты знаешь меня с рождения? Тринадцать с половиной лет?

— Ну да… — глупо спорить с очевидным.

— И старшую рода Медведя, заменившую тебе мать, тоже?

— Да… — Мирко опустил взгляд, чтобы не видеть их лиц.

— А существо, что называет себя Ринатом, появилось в твоей жизни два дня назад? Верно?

На этот раз он просто кивнул.

— Но ведь верить нужно тем, кого ты давно знаешь, кто сделал тебе много добра, — голос верховного волхва звучал ласково. — А не чужаку, взявшемуся невесть откуда. Согласен?

Мирко очень хотелось возразить, доказать, что они не правы, он даже открыл рот, но тут же закрыл обратно, поскольку осознал, что слов нет, куда-то подевались.

— Он человек! — только и смог выдавить. — У него нет креста! И рогов тоже нет!

— Каких рогов? — не понял Огнеяр.

— Которые у атеистов! И жабьей кожи, и волчьей пасти! Он не чудовище!

— Да, надо менять учебники, — со вздохом сказала тетка Светлана.

— Понимаешь, — начал верховный волхв, — то, что кажется человеком, не всегда человеком является… Настоящие люди — это лишь мы, русичи, хранящие истинную веру. Остальные — монстры, отродья Ящера, и неважно, как они выглядят, что и как говорят. Вспомни, ведь Ринат прельщал тебя байками сладостными о вещах дивных, местах далеких?

Мирко очень хотелось сказать «нет», но врать не особенно умел, да и стыдно.

— Да… — произнес он после внутренней борьбы. — Но это же были сказки!

— Нет, сказки — они не такие, они не рождают в тебе сомнение в Поконе и родичах. Ты ведь начал сомневаться? В голову тебе залезли мысли, что тебе лгут? Что все плохо?

Мирко понял, что краснеет… откуда Огнеяр это знает?

— По плодам узнаете их, как сказал один из мудрых пращуров, — сказал волхв. — Подумай, кто может речами сеять раздор, сомнения и вражду? Разве он… один из нас?

На глазах вновь закипели слезы, горячие, злые слезы обиды и разочарования. Неужели дядька Ринат его обманул, неужто он по правде лишь прикинулся раненым человеком, а сам шпион и атеист?

Но он же клялся Родом и всем прочим, и не сгорел на месте!

— Он чужак, он похож на нас, но завидует нашей свободе, духовной силе и славе, — вступила тетка Светлана. — Мы оставили прошлое за спиной, он же тащит тебя обратно!

— Нет! — закричал Мирко. — Не может быть! Вы все врете! Все-все-все!

И не выдержал, разрыдался, уткнувшись лицом в колени и содрогаясь всем телом.

Верховный волхв сочувственно молчал, тетка Светлана гладила мальчишку по спине, и от ее прикосновений становилось легче, уходили тоска и неуверенность, рассеивались страх и сомнения.

— Десять лет назад, когда ты был маленьким, боги прогневались на нас. За дело, — сказал Огнеяр, когда Мирко перестал всхлипывать. — В ту зиму умерли очень многие. Твои родители, например.

Ну да, эту историю он слышал, и не раз.

— Тогда к нам тоже забрел чужак, говоривший сладкие речи, притворявшийся человеком… И мы принесли его в жертву, отдали светлым богам его кровь и его силу. Тогда их гнев прекратился, и многие, кто мог тоже погибнуть, как ты, остались в живых.

Вот об этом Мирко не знал, и глянул на волхва недоверчиво.

Тот улыбался, грустно и отстраненно, а прозрачные глаза Огнеяра смотрели куда-то в сторону, в прошлое.

— Так что нельзя убить человека — ты прав, — сказал он, посмотрев на мальчишку. — Покон запрещает такое и грозит карой суровой. Но лишить жизни чужака — благое дело. Особенно если принести в жертву истинным богам ради всеобщего процветания.

— Ты же хочешь, чтобы нам всем стало хорошо, как тогда, десять лет назад? — осведомилась тетка Светлана, и Мирко задрожал.

Он не мог назвать дядьку Рината, друга, чужаком… он его спас, а потом слушал…