Александр Михайловский - Проклятый мир Содома [СИ]

Мне даже не верилось, что я предназначена для того, чтобы служить этой ужасной силе, да только цена в один солид была для меня несколько унизительной. Еще совсем недавно я предполагала, что сама стою больше, значительно больше этой нищенской суммы. Но наверное, каково мое положение, такова и моя цена. Сейчас я желала только того, чтобы эта сделка завершилась поскорей – и тогда, быть может, представитель моего нового господина соизволит накормить свою собственность, чтобы она не издохла от голода прямо у него на руках. Тем более что мой бедный сынок, для которого у меня уже не было молока, уже давно не плакал, а лишь слабо хныкал у меня на руках.

Когда мужчина-воин услышал эти придушенные звуки, то лицо его перекосилось в гримасе ненависти, а правая рука непроизвольно легла на рукоять какого-то оружия, висевшего у него на плече. Я ни на мгновение не сомневалась в том, что это оружие – слишком уж характерным было движение. Старшая Мать, в свои молодые годы порубившая немало врагов, очевидно, тоже поняла, что если продолжить торг дальше, то как бы не вышло чего дурного. Поэтому она склонила голову перед чужаком и смиренно произнесла:

– Хорошо, мой господин Змей, я выполню ваше пожелание, поскольку такова воля нашей Великой Матери. Вы только погодите немного, и я распоряжусь, чтобы сюда для завершения сделки привели всех остальных.

Агния перевела эти слова на чужой язык, после чего мужчина-воин кивнул, а Старшая Мать три раза хлопнула в ладоши, после чего на веранду начали вталкивать и других женщин, от которых храм, очевидно, хотел избавиться. Кого там только не было. Еще несколько проштрафившихся воительниц разной степень помятости, пяток еще совсем молодых младших Матерей (жриц), которые в храме перешли кому-то дорогу, а остальные были проштрафившимися младшими ученицами гимнасиума, у которых еще даже не начала расти грудь. Какие из них воительницы, один смех. Такие не стоят даже денария, а не то что одного солида; но, очевидно, господин Змей так не считал, и потому спокойно отсчитал на мраморный столик тридцать одинаковых золотых кружков весом в один скурпул.

Я думала, что дальше мы спустимся по вырубленной в скале лестнице во двор, там сядем в повозки и начнем свое долгое путешествие к тому месту, где обитает наш новый господин, но вышло все совсем не так. Просто, как только господин Змей рассчитался со Старшей Матерью, и та кивнула, дав знак, что плата получена сполна, в воздухе прямо перед ограждением веранды, приводя нас всех в замешательство, открылась дыра, через которую в прохладный горный воздух Веранды Ветров ворвался чужой жаркий ветер, напоенный ароматами неведомых нам трав и смол.

– Идите вперед и не оглядывайтесь, девочки, – сказала нам Перворожденная Дочь Агния, указывая на это отверстие, – там ваша новая жизнь, а позади только смерть.

Вместе с остальными, глубоко вдохнув и зажмурившись, я шагнула в эту дыру, навстречу жаркому ветру. Храм «Поющего Ветра» мгновенно стал для меня прошлым, а возглавляемое капитаном Серегиным воинство – настоящим и будущим, позволившим мне снова взять в руки меч и почувствовать себя воительницей, а также встретить очень добрых и интересных людей.

Шестидесятый день в мире Содома. Утро. Заброшенный город в Высоком Лесу.

капитан Серегин Сергей Сергеевич

Итак, прошло пять дней с тех пор, как к нашему воинству присоединился танковый полк из мира позднего СССР. События за это время шли своим чередом, и разведрота, первой принесшая мне клятву верности, была только первой ласточкой, хотя больше таких случаев не было. Еще раз поясню – для того, чтобы услышать Призыв и соответственно принести мне клятву верности, необходимо в душе быть настоящим воином.

Воин, в отличие от прочих, сражается не только когда это выгодно и не грозит особая опасность, но и тогда, когда сражаться должно, а единственной выгодой от битвы может явиться легкая гибель в бою, потому что смерть в плену будет в стократ мучительнее. Воин сражается за свою землю, своих родных и близких, за идею правильную или не очень, а также по приказу вождя в превентивной войне за свое государство; но никогда главным мотивом для вступления в бой для него не будет количество добычи или сдельно-премиальный оклад, обещанный ему командиром. Воин никогда не будет воевать с безоружными, с женщинами и детьми, и в то же время всегда готов помочь тому, кому хуже, чем ему. Воин всегда готов отдать жизнь за своих товарищей, до последней капли крови удерживать оборонительный рубеж, необходимый для того, чтобы армия оторвалась от преследования превосходящих сил противника, или же пойти в самоубийственную отвлекающую атаку для того, чтобы противник снял силы с той части фронта, где потом будет достигнут решающий успех.

Так вот, среди советских солдат и офицеров воинов было немало, и каждый день карантинный лагерь, разбитый на лугу почти сразу за воротами заброшенного города, покидало от ста пятидесяти до двухсот пятидесяти человек. Когда солдат, сержант, прапорщик или офицер начинал испытывать такое чувство, что ему дальше просто невтерпеж, то он приходил на площадь с фонтаном в заранее определенное для того время – примерно в шесть часов вечера, когда после ужина заканчивались все полевые занятия и начиналось время, отведенное для личного досуга. Дальше я либо принимал его клятву, либо отвергал ее как недостаточно созревшую или вообще поддельную.

Если клятва была мною принята, то новый Воин забирал из карантинной палатки свои вещи и переселялся в город, где имел высочайший уровень комфорта, включая бытовые заклинания, в что числе такие как чистящие и стирающие форму, надраивающие сапоги и подшивающие подворотнички. Кроме того, Воин вне зависимости от звания имел возможность посещать вечерние танцульки, на которых играл самый настоящий духовой оркестр и приходили воительницы из кавалерийских частей. Там, перед лицом музыки и женского пола, все Воины были равны – и подполковник Седов, и последний рядовой; и действовало только два негласных правила. Правило первое – дама всегда права. Правило второе – если дама молчит, то кто первый встал, то есть пришел, того и тапки, то есть дама.

Если я отвергал клятву, то неудачник возвращался в свою палатку. В случае если Призыв еще просто не созрел в его сознании, то никаких действий по его поводу не предпринималось. Но бывало так, что я воспринимал действия такого соискателя как злонамеренный обман, как попытку «быть как все» даже в том случае, когда в душе не теплится даже малейшей искорки Призыва. Тогда обманщика брали на заметку, а если такая попытка обмана была не первой, то его отселяли в специальный лагерь «двойного» карантина, где начинали вести за ним особое наблюдение. Но таких хитрых уродов, считавших, что они смогут обмануть самого Серегина, было совсем немного, чуть больше сорока человек на весь полк штатным составом в полторы тысячи солдат, сержантов, прапорщиков и офицеров. Кстати, среди них оказался и так не понравившийся мне замполит автороты старший лейтенант Семенович.