Ян Ларри - Страна счастливых (сборник)

Фабрики, правда, не разобрали, но возились там по целым дням. И подумать только: сами, управляя своими руками, ребята сделали сапоги. Думаете — одну пару? Ничего подобного. Целых двадцать тысяч пар.

Началась игра в настоящий город. Но тут оказалось, к сожалению, что многого ребята не знают.

Пришлось учиться.

Летом Павел уезжал домой, а когда наступила осень, — возвращался в городок, где его встречали приятели.

С каждым годом жизнь становилась более интересной. Работа в обсерваториях, в музеях, в библиотеках, в музыкальных и художественных студиях: свой театр, свои лаборатории, свой собственный город.

Он уже юноша. Ему уже 16 лет.

Вместе с другими шестнадцатилетними он мчится по Стране советов, изучая географию и экономику страны.

— Смотрите, — гудит голос над ухом, — все это ваше. Видите, какой порядок во всем. Вы становитесь всему этому хозяева. Следите же хозяйским глазом за своим добром.

В памяти проплыли год: искания, работа с Феликсом, Кира…

Павел вздохнул.

Я ли это? Тот ли это смешливый и белоголовый? Что изменилось собственно? Может быть. с Луною не так уж хитро, как кажется? Может быть, это проблема сухого песка, не желающего оформляться в высокие валы крепости?

Экспедиция покинула Землю на третий день первой декады.

Двенадцать чередующихся один за другим могучих взрывов сотрясли воздух. Разгневанная Земля штурмовала далекие миры. Огненные хвосты прочертили небо из края в край. Обсерватории приступили к работе.

Четыре декады прошли в напряженном ожидании.

И был час, когда Страна советов обезумела от восторга.

— Они возвращаются! Они покинули Луну!

Репродукторы кричали не уставая.

Вечером в города хлынули световые океаны иллюминации. Вспышка огней, взрывы фейерверков, золотые хвосты ракет расцветили кварталы мириадами веселых огней.

— Они возвращаются!

Ночь, подожженная со всех концов, побледнела. В молочно-синем небе пронеслись, скрещиваясь, гигантские мечи голубых и фиолетовых прожекторов.

— Они возвращаются!

Несутся расцвеченные авто, утопающие в гирляндах цветов. Высоко вверху над головами вспыхивают красные точки. Они кружатся, сталкиваются и вдруг с оглушительным треском разрываются на миллионы золотых звезд и падают на крыши дрожащим пологом, на котором искрятся голубые гигантские буквы:

— Вселенная побеждена!

Города шумят. В небо взлетают фонтаны золотых дождей. Музыка гремит не переставая.

— Они возвращаются!

Над зеленой Республикой проносятся веселые прожекторы, гремят оркестры, праздничные толпы народа с шутками, песнями и смехом переливаются в сверкающих огнями улицах. Над Республикой катится мощная песня:

— Ка-а-а-ари-ик! Ва-а-аля-я!

Мама стояла посреди двора. Вытирая мокрые руки передником, она щурила глаза от солнца и оглядывалась по сторонам.

На желтой песочной горке лежали Валин совок и выцветшая тюбетейка Карика. А ребят нигде не было.

Вытянув все четыре ноги, грелся на солнцепеке рыжий, толстый кот Матрос. Он лениво приоткрыл глаза, посмотрел на маму и снова зажмурился.

— Да куда же это они делись? — пробормотала мама.

Она прошлась по двору, заглянула в прачечную, посмотрела даже в темные окна подвала, где лежали дрова.

Ребят нигде не было.

— Ка-а-ари-ик! — еще раз крикнула мама.

Никто не отозвался.

В это время из бокового подъезда выбежала во двор большая остромордая собака-овчарка. Она с разгону взлетела на горку и стала кататься по песку, поднимая густые столбы пыли; потом вскочила, отряхнулась и с громким лаем бросилась на маму.

Мама замахала руками и быстро отскочила в сторону.

— Джек! Тубо! К ноге! — раздался из подъезда чей-то громкий голос.

Во двор вышел толстый человек в сандалиях на босу ногу, с блестящей цепочкой в руках.

Это был жилец из четвертого этажа — фотограф Шмидт.

— Ты что же это, Джек? А? — спросил толстяк.

Джек виновато вильнул хвостом.

Притворно зевая, он подошел к хозяину, присел и старательно почесал задней лапой шею.

— Экий балбес! — засмеялся толстяк и повернулся к маме. — Он не укусил вас?

Мама взглянула на толстяка, на собаку и сказала:

— Опять вы ее, товарищ Шмидт, без намордника выпустили! Ведь, она у вас прямо волк. Так и смотрит, как бы цапнуть кого…

— Это вы про Джека? — удивился толстяк. — Да он и ребенка не тронет! Он же смирный, как голубь! Хотите погладить его?

Мама махнула рукой.

— Только и дела у меня, что собак гладить! Дома обед стынет, а я тут ребят дозваться не могу. Ка-а-а-ри-ик! Ва-а-аля-я! — снова закричала мама.

— А вы попросите Джека, — важно сказал толстяк, — он их мигом найдет.

Шмидт наклонился к собаке и ласково потрепал ее по шее.

— Найдешь, Джек?

Мама только улыбнулась.

— Напрасно улыбаетесь, — совсем серьезно сказал фотограф, — вы не знаете, с кем дело имеете! Это ж собака-ищейка. Она идет по следам человека, как паровоз по рельсам. Ну-ка, дайте мне какую-нибудь вещь Карика или Вали… игрушку… рубашку… тюбетейку… Все равно что…

Мама пожала плечами, но все же нагнулась, подняла совок и тюбетейку и нерешительно протянула их Шмидту.

— Прекрасно, — сказал толстяк, — прекрасно!

Он подозвал собаку, пристегнул к ее ошейнику поводок, потом дал ей понюхать тюбетейку и сказал:

— Ну-ка, Джек, покажи свою работу! Ищи, собачка! Ищи!

Джек взвизгнул, пригнул голову к земле, вытянул хвост и побежал по двору широкими кругами.

Добежав до кота Матроса, Джек на минутку остановился и тихо зарычал.

— Не отвлекаться, Джек! — сказал Шмидт и сильно натянул поводок.

Джек коротко тявкнул на кота и побежал дальше.

У водосточной трубы он снова остановился, громко втягивая ноздрями воздух, и посмотрел на хозяина.

— Ну, ну! Ищи, Джек!

Джек заюлил, завертелся волчком, поскреб лапами землю под трубой, потом с громким лаем помчался к парадному подъезду.

— Ага! Напал на след! — крикнул Шмидт и, шаркая сандалиями, вприпрыжку побежал за собакой.

Сильно натягивая поводок, Джек потащил толстяка по лестнице вверх.

На площадке пятого этажа Джек на секунду остановился, отрывисто тявкнул и бросился к дверям, обитым войлоком.

На дверях висела белая эмалированная дощечка с надписью:

Профессор

Иван Гермогенович Енотов

Пониже была приколота записка:

Звонок не действует. Прошу стучать.

Джек с визгом подпрыгивал, царапая когтями обшивку двери.

— Тубо! — прикрикнул на него толстяк, — тут просят стучать, а не визжать!