Владимир Савченко - Вселяне. Дилогия

– Класс, – с уважением сказал Миша. – Без чертежа все числа на зубок… сколько лет-то прошло?

– Одиннадцать от сдачи дома… в этом я профессионал, Миша.

– Класс, – повторил тот, беря с заднего сиденья Ловушку.

Это была его первенькая, самая неказистая и проверенная. Приклад из плохо обструганной доски, к ней жестяными, из консервной банки, скобами присобачена литровая колба термоса зевом вперед; с боков батарейки, электроды, провода, рукоятки. Все венчал «оптический прицел», тоже самодельный, из половинки бинокля.

Зискинд не раз видел Ловушки в действии; но сейчас с замиранием души наблюдал, как Панкратов уперся доской-прикладом в низ окна, поерзал на сиденьи, чтоб удобней, приложился, к прицелу. Левой рукой подправил доску, потом коснулся пальцем утопленной в доске кнопки…

…и на стене в ста метрах от них, в нужном месте бесшумно очертилась овально-ломаная (по кирпичным швам) черная быстро расширяющаяся трещина. Около трех метров в диаметре, привычно оценил архитектор. Овальный кусок стены и намертво пришпиленный к нему металлический куб повисли на долю секунды в воздухе, понеслись, быстро уменьшаясь, к ним и шмыгнули в зев колбы. На последнем десятке метров эти предметы будто малиново накалились.

– Вот и все, – сказал Панкратов.

…Но нет, это оказалось еще не все. Вышло осложнение: за сейфом к машине, в Ловушку потянулись белые провода сигнализации. Они отделились вместе с крепившими их гвоздиками от стен и 100-метровым хвостом волочились за исчезнувшим в Ловушке сейфом.

Зискинда почему-то наиболее потрясло безмолвие происходящего:

– Почему… почему она молчит?

– Кто – она? – Миша тоже пребывал в растерянности.

– Сигнализация.

– Сейф заперт, проводка не нарушена… Что ж, придется нарушить. Черт, не отработано это у нас! – Панкратов достал из кармана перочинный нож, раскрыл, чиркнул по проводам перед зевом «термоса». Тотчас в здании кликушески взвыли сирены, в окнах вспыхнул свет.

– Все, ходу! – Миша дал газ.

Через несколько секунд они были далеко.

Зискинд вытирал со лба холодный пот. Все-таки, что ни говорите, в нравственных заповедях есть нечто абсолютное.

День текущий 21.8872-й сентября ИЛИ

22 сентября 21 ч 17 мин

353-й день Шара

…Космичны были чувства

Космичной становилась психика

Михаил Аркадьевич уверенно вел машину через город; дорогу на станцию Катагань-товарная он знал, побывал там уже не один раз. И не с щепетильным Зискиндом, а с людьми, с которыми было полное взаимопонимание, без лишних слов. Буров, Толюн, Дусик Климов. Один раз даже взял с собой Алю. Но сегодня вечером он ехал на дело один,

Станция находилась на отшибе, и автомобильная дорога к ней вела скверная, с выбоинами. Панкратову на ухабах приходилось придерживать рукой чемоданчик-«дипломат» с тремя Ловушками К1000: все тот же «термос» (только теперь не на доске и с прицелом-визиром) и два «фотоаппарата», оба удлиненные увеличивающими насадками-«объективами». В них, в темных цилиндриках, был самый концентрат неоднородного пространства; а в корпусах «фотоаппаратов» только схемы управления.

Поставил машину неподалеку от выхода на пешеходный мост, взял чемоданчик, поднялся по бетонным ступенькам.

Пешеходный мост над двумя десятками путей был самым удобным местом. Под ним стояли составы, составы, составы. С вагонами, цистернами, платформами. А на платформах контейнеры, контейнеры, контейнеры – разных цветов и размеров, с надписями принадлежности, мест отправления и прибытия. Да и грузы навалом на платформах тоже были интересны.

На нужное наводили Альтер и Бугаев; нередко и сотрудники других – разоренных, упраздненных, прихватизованных по цене автомобиля – НИИ, СКБ, КБ, мощных специализированных предприятий.

…Это было время тотального разорения и уничтожения громадного научно-технического потенциала побежденной в «холодной войне» великой страны. Главное отсечь голову; а если она не одна, то и много голов, все – пусть потом обезглавленные безмозгло болтают о независимости, демократии и рынке.

Значительную часть грузов – и не только на Катагани-товарной – составляло то, без чего голове этой, тем более головам – не отрасти: уникальное научное и техническое оборудование. Ни во что другое не было вложено мысли, изобретательности, квалифицированного труда, чем в него; и оно в одночасье оказалось ненужным. Списанным. Для продажи за бесценок на лом. Под пресс. Или в переплавку с выделением драгоценных металлов.

…В историческом времени выяснится, направлял ли кто сей процесс, или просто был он стихийно таким, проэнтропийным. Но это был замечательный отбор: новый хозяйчик листал толстыми пальцами документацию на измерительно-расчетный комплекс, на электронный микроскоп или на что-то еще, минуя все страницы с назначением, параметрами и тому подобное – зачем! – в поисках той единственного раздела, где несколько строчек указывали содержание в изделии золота, платины, серебра. Во! Оно!.. И неважно, что счет там на доли грамма, для серебра от силы на граммы: здание НИИ, кое пойдет под склад, набито такими штуками. Клондайк! Если выделить, можно вставить себе золотые коронки, иметь среди знакомых солидный вид. А еще побольше окажется, можно сгулять с парой телок на Канары.

Взаимное понимание в действии куда важнее словесного. Верхние НИИвцы видели: происходит интеллектуальное умирание общества. А со смертью надо бороться любыми способами. У них способ был.

Так применение НПВ-Ловушек нашло новое направление. На него в Институте сначала не рассчитывали, как-то не ориентировались; но оно оказалось очень в масть. Не только для обеспечения работ, но и для самоутверждения. Антиэнтропийного, не воровского утверждения себя.

Брали не только нужное для своих дел, но и просто спасали от уничтожения. Для этого и наготовили достаточно Ловушек-схронов с К50-100 – вроде ящиков; много места они не занимали. И чего в них только не было, от А до Я! Перечни взятого также от А до Я аккуратно заносили на компьютер, с указанием где что находится.

На сей раз наводка была на КОМО, Катаганское оптико-механическое объединение… или, точнее, может быть, ОТ этого предприятия, от его бывших работников. КОМО разрабатывало и выпускало всякую оптику, от подзорных труб до простых микро– и телескопов. Создали его в Катагани ленинградцы со знаменитого ЛОМО; по уровню до него, конечно, не дотягивало, поэтому продукция КОМО шла с маркой «школьная». (В минувшую пору многое выпускали с штампом «школьное»: компьютеры, магнитную пленку, проекторы… чуть похуже качеством, но по половинной цене; вот и микроскопы-телескопы тоже.)

Ныне КОМО в виду полной недоходности было задешево приватизовано. Намерения новых хозяев были просты и очевидны: торговля и прибыль. С мелкой оптической продукцией расправились быстро; теперь пришла очередь самой крупной: менисковых телескопов Максутова. Продать их в частные руки было невозможно, слишком крупные и неудобные предметы, не установишь ни в квартире, ни на балконе. И теперь, чтобы очистить помещение, их вывозили то ли в утиль, то ли на свалку.