Владимир Савченко - Вселяне. Дилогия

– Возможно, и ударит, – согласился Корнев. – Но альтернатива-то какая? Дожить до пенсии, до хорошей пенсии, а потом ходить на рыбалку… и все?

Архитектор молчал.

Александр Иванович посидел еще несколько секунд, подоил нос, поднялся с широкой американской улыбкой, в которой на этот раз не было веселья:

– Нет, Юрий Акимыч, видно, не одного мы поля ягоды. А жаль, очень жаль!

Но ему не было очень жаль.

Начкадрами настаивал перед директором, что по законам перевод Зискинда можно оттянуть на недели, а с учетом его важного положения и на месяцы. Но Валерьян Вениаминович вспомнил, как он выдворял из Шара нежелательных работников, и посовестился. Насильно мил не будешь. Да и чувствовал он в этой истории какую-то свою вину: не смог сопрячь одно с другим, MB с Шаргородом, уступил обстоятельствам, стихии… дал слабину.

И два дня спустя Юрий Акимович покинул институт. На прощание он подарил хорошую идею: есть Министерство строительных материалов и конструкций, которое много отдало бы, чтобы узнать в течение года (а лучше бы раньше), как их новые материалы и конструкции поведут себя в сооружениях лет через двадцать – пятьдесят – сто… Корнев, услышав, чуть не подпрыгнул: и как прежде не сообразил! Наилучшее решение строительных проблем: министерство не только обеспечивает материалами и конструкциями, но и специалистов-разработчиков пришлет, денег даст, если надо. «Юра, и теперь, когда рутинные дела посредством вашей идеи будут решены, когда развяжутся руки для творчества, вы?!» – «Александр Иванович, пусть они развяжутся у кого-то другого», – ответил тот.

Толчея идей, толчея людей; кто-то приходит, кто-то уходит… турбуленция.

Войдя этим майским утром в приемную, Корнев заметил, как Нюся при виде его быстро задвинула ящик стола и выпрямилась.

– Та-а-ак! – зловеще протянул Александр Иванович, приближаясь к секретарше; та покраснела. – Читаем художественную литературу в рабочее время. Ну-ка? Про любовь, конечно?

– И вовсе не художественную и не про любовь, – Нюся открыла ящик, выложила книгу. – Не до любви.

– А!.. «Теория электронно-дырочного перехода в полупроводниках». Понимаю, вы ведь у нас вечерница. Ну, это можно и не прятать, Нюсенька, читайте открыто, разрешаю не в ущерб делам. Повышение квалификации сотрудников надо поощрять. Когда экзамен?

– Сегодня.

– Кровавая штука эта «теория перехода», как же, помню. Дважды сам срезался, пока сдал… а уж сколько я потом на ней невинных студенческих душ загубил – и не счесть! – День только начинался, настроение у Корнева было отличное, Нюся ему нравилась – он придвинул стул, сел возле. – Пользуйтесь случаем, Нюсенька, лучшего консультанта вы в Шаре не сыщете. Над чем вы корпели?

– Да вот… – Оживившаяся секретарша раскрыла учебник из закладке. – Это электрическое поле в барьере – не пойму, откуда оно там берется без тока?

– А… ну, это просто: по одну сторону барьера высокая концентрация свободных электронов, по другую – «дырок». В своих зонах они электрически уравновешены с ионами, поля нет. Но концентрация свободных носителей заряда не может оборваться резко – вот они и проникают за барьер, диффундируют… ну, вроде как запах, понимаете? – Нюся старательно тряхнула кудряшками. – А проникнув, становятся скоплениями зарядов: электроны – отрицательного, «дырки» – положительного. Между ними и поле… Здесь, главное, надо уметь пользоваться этим соотношением, – главный инженер отчеркнул ногтем в книге формулу «n x p = const», – означающем… что?

– Что произведение концентраций электронов и «дырок» в каждом участке полупроводника постоянно, – отрапортовала та.

– Истинно. Из него все и вытекает… – Александр Иванович вдруг с особым вниманием взглянул на это соотношение. – Похоже на соотношение Пеца, на его закон сохранения материи-действия, скажите, пожалуйста!

– А почему это поле меняется от внешнего напряжения? – спросила Нюся. – То расширяется, то сужается?

– Это не поле меняется, а барьер сопротивлений. Барьер! – Корнев поднял палец. – Это запомните, Нюся, на этом часто горят. Когда к переходу приложено напряжение в «прямом направлении», толщина барьера уменьшается, когда в «обратном» – увеличивается, и весьма сильно… Постой, а ведь и в самом деле, – он сбился с тона, – при одной полярности барьер растягивается от напряжения, а при другой… уменьшается! Вот это да! Ой-ой! Как это я раньше-то не усек?… – Он глядел на секретаршу расширившимися глазами. – Вон она, идея-то! Где Вэ-Вэ?

– В координаторе, – Нюся смотрела на него с большим интересом.

– В координаторе… – в забытьи бормотал Корнев, поднимаясь со стула; он побледнел. – И соотношения похожи. У нас ведь тоже барьер, переходный слой с полями… Нюся, вы – гений!

Он взял голову секретарши в ладони, крепко чмокнул ее в губы, выбежал из приемной. Нюся сидела, ничего не понимающая и счастливая, все еще чувствуя горячие губы Корнева и уколы от его щетинок.

Валерьян Вениаминович, сидя на повернутом спинкой вперед стуле перед экранной стеной, предавался необходимому по утрам занятию – вживался в образ башни. Все знали, что в эти минуты его отвлекать не следует.

– Вэ-Вэ! – услышал он вдруг голос и почувствовал на плече руку Корнева – и по жесту этому, по обращению, позволительному только с глазу на глаз, да и то не всегда, понял, что главный инженер в необычном состоянии. – Вэ-Вэ, кончайте смотреть на экраны, смотрите лучше на меня: я нашел! Та-ак… – Корнев огляделся. – Давайте-ка сюда! – Потащил директора и его стул к столу, за которым трудился над программами старший оператор Иерихонский. – Шурик Григорьевич, кыш отсюда! Чистую бумагу оставь. – Тот исчез. Они сели к столу, Александр Иванович нацелился авторучкой на лист: – Значит, так… – Но передумал: – Нет, сначала вы, Валерьян Вениаминович: изложите-ка мне вкратце, но внятно суть вашей теории электрического поля в переходном слое Шара. Я читал, помню, но лучше, если вы освежите. Прежде всего – существование этого поля вытекает из вашего знаменитого соотношения, что произведение числа квантов на их величины в равных геометрических объемах постоянно?

– Вытекает.

– Вот и в полупроводниках вытекает! Из «рХn = const»! – Корнев смачно потер ладони. – Ну, объясняйте, я весь внимание.

Пецу очень хотелось объяснить ему не это, а неуместность, даже скандальность такого поведения на виду у сотрудников. Но – облик Александра Ивановича дышал уверенностью, довольством собой, какой-то счастливой озаренностью; видимо, он и вправду что-то нашел. И Валерьян Вениаминович придвинул лист бумаги, принялся чертить на нем графики, писать символы – объяснять. Сначала сухо, с оттенком вынужденности, но постепенно увлекся: нетривиальный вывод, что в неоднородном пространстве-времени появляется без внешних зарядов (от знаменателя формулы), электрическое поле, был, как мы отмечали, его тайной гордостью.