Уолтер Тевис - Пересмешник

Я снял рюкзак, расстегнул пуговицы, которые Ларсен пришил сверху, нашел банку и аккуратно ее открыл. Выпил я только несколько глотков, дал немного Барбоске, потом тщательно заткнул отверстие носовым платком. Прежнее хорошее настроение отчасти вернулось: у меня достаточно питья на несколько дней, дальше где-нибудь найду. Я встал и пошел на север. Барбоска трусила рядом, иногда отставая или забегая вперед. Песок у воды был твердый, я шагал быстро, размахивая в такт здоровой рукой.

Через некоторое время выглянуло солнце, на песке запрыгали кулички, над головой закружили чайки. Запах океана приятно бодрил. Рука удобно лежала в перевязи, и хотя боль ощущалась всякий раз, стоило о ней подумать, я знал, что выдержу. В первые тюремные дни было еще хуже, но я выжил – и даже стал сильнее. Выдержу и сейчас.

В ту ночь я спал на пляже рядом со старым стволом, наполовину ушедшим в песок на границе травы. Я нашел выброшенные морем деревяшки и поджег их тюремной зажигалкой, как тогда Беласко, – теперь казалось, что это было давным-давно. Некоторое время я сидел у костра, прислонившись спиной к бревну и держа на коленях Барбоску. Небо потемнело, над нами зажглись очень яркие звезды. Тогда я в синем тюремном свитере лег на песок, закрылся курткой и крепко уснул.

Проснулся я на рассвете. Костер потух. Тело одеревенело от холода, запястье мучительно пульсировало. Другое запястье опухло и саднило там, где в него впился браслет. Однако, несмотря ни на что, я прекрасно выспался. И мне не было страшно.

Барбоска лежала, свернувшись, у меня под боком и проснулась вместе со мной.

И я нашел моллюсков на завтрак! У меня не было грабелек, какие нарисованы в книге, но я взял палку и стал высматривать пузырьки на мокром песке. Первых семь-восемь моллюсков я упустил, прежде чем научился выковыривать их из твердого песка, пока они не зарылись глубже. Но четыре я добыл – больших.

Сперва мне казалось, что их невозможно вскрыть. Я достал книгу «Давайте устроим пикник» и прочел инструкцию, но она не очень-то помогла. Там был нарисован специальный нож, чтобы «извлечь сочное мяско из домика-раковины», однако ножа у меня не было. В тюрьме нам не давали острых ножей. И тут мне пришла в голову мысль. В кармане по-прежнему лежали два куска второго браслета. Я вытащил тот, что побольше, и под заинтересованным взглядом Барбоски вскрыл раковину острым концом металла. Это заняло некоторое время, и я чуть не порезался, но у меня получилось!

Я съел моллюска сырым. Ничего похожего мне пробовать не доводилось. Оказалось на удивление вкусно, к тому же разом еда и питье: в каждой раковине довольно много хорошей воды.

В тот день я прошел вдоль берега много миль, по-прежнему немного опасаясь погони. Однако преследователей было не видно и не слышно. Не видел я и никаких признаков человеческого жилья. Дул холодный ветер, а во второй половине дня даже пошел небольшой снег, но тюремная одежда грела хорошо, и я не очень мерз. На обед я набрал еще моллюсков, съел вместе с ними соевый батончик и выпил немного протеинового напитка. Барбоска легко научилась есть моллюсков, которых с большим аппетитом выкусывала из раковины. Я уже отлично навострился находить их и вскрывать.

Время от времени я отходил подальше от моря, забирался на пригорок и осматривался в поисках источника пресной воды: реки, озера, оросительного канала, – но ничего такого не видел. Я понимал, что не продержусь на одних моллюсках и протеиновом напитке.

Так проходил день за днем; я потерял им счет. Запястье болело меньше, а как-то вечером возле костра я провел эксперимент, который добавил мне уверенности в будущем. Под каменным козырьком неподалеку от пляжа обнаружился довольно большой кусок смерзшегося снега. В рюкзаке у меня лежала тюремная миска, которую я прихватил, чтобы готовить на берегу; я обломком браслета наковырял в нее льда. Потом развел костерок, дождался, когда он прогорит, и поставил миску на угли. Лед растаял, получилась вода, которую я мог пить! Я выпил часть и поделился с Барбоской. Потом подбросил в костер еще веток, снова наковырял в миску льда и, пока он плавился на огне, набрал две пригоршни моллюсков. Я бросил их в закипающую воду, и через несколько минут у меня был восхитительный горячий суп.

Так я продержался месяц: спал в тех укрытиях, какие находил, ел понемножку то, что дал мне Беласко. Но в конце концов его припасы кончились, и теперь я питался одними моллюсками день за днем – сколько именно, не знаю, потому что не вел тогда записей. Раз я нашел на берегу мерзлую рыбу и приготовил ее. Рыбины хватило на два дня – все-таки разнообразие в меню, но потом она кончилась.

Разумеется, я знал, что в море полно рыбы, и крабов, и другой вкусной еды, но не знал, как их добыть. В книге «Давайте устроим пикник» упоминались ягоды, коренья и картошка, но взять их было негде. Я регулярно отходил от берега в поисках воды или полей вроде тюремного, но видел лишь высохшую сорную траву. Никаких следов, что эту землю когда-то возделывали, никаких признаков жизни. Я гадал, «угасли» эти края, как говорилось в моих исторических книгах, из-за Денверского инцидента или из-за какой-нибудь войны, которая случилась уже после исчезновения грамотности и не отражена в книгах. Когда умирает грамотность, умирает история.

Под конец этого периода я, наверное, дней двадцать, а то и больше ел только моллюсков, да и они попадались не всегда. Я просыпался утром с металлическим привкусом во рту и резью в животе; слабость была такая, что, пройдя совсем немного, мне приходилось ложиться и отдыхать. Кожа пересохла и зудела. Я знал, что надо раздобыть какой-нибудь другой еды, однако ничего не получалось. Я пытался подкрасться к спящим чайкам, но они всегда улетали раньше. Как-то на поле бурой травы я приметил змею и погнался за ней; она ускользнула, а я рухнул в изнеможении. Из змеи получился бы отличный мясной суп. Иногда я видел кроликов, но за ними мне точно было не угнаться.

Я чувствовал себя все хуже. Запястье к тому времени уже срослось, хотя осталось кривым, плохо сгибалось и болело, когда я поднимал Барбоску правой рукой. Однако теперь у меня начались сильные головные боли, и жажда очень мучила. Я часто останавливался натопить льда, но иногда меня сразу рвало выпитой водой. Как-то меня вырвало ужином, а приготовить новый не хватило сил. Я уснул, лицом вниз, у догорающего костра, даже не прикрывшись ничем от холода.

Проснулся я в ознобе, волосы промокли от пота. Меня покрывал тонкий слой снега, и снег продолжал падать. Небо было темно-серым, песок вокруг меня промерз. Все суставы болели.

Я кое-как встал, но меня зашатало, так что я сел обратно и стал высматривать, из чего бы развести костер. Вокруг не было ни единой веточки; видимо, я все собрал накануне вечером. Огонь нужен был мне во что бы то ни стало.