Михаил Чулаки - Книга радости — книга печали [Сборник]
- Название:Книга радости — книга печали [Сборник]
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Молодая гвардия
- Год:1984
- Город:Москва
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Михаил Чулаки - Книга радости — книга печали [Сборник] краткое содержание
Книга радости — книга печали [Сборник] - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Поженились они, когда Андрей заканчивал Репинку, а Алла переходила на третий курс. Через год родился сын, назвали его Иваном, и вскоре как-то само собой получилось, что растить его стали дедушка с бабушкой, родители Аллы. Формальным поводом было то, что нужно дать Аллочке спокойно получить диплом. Ну и кроме того, Андрей с Аллой часто сидели без копейки, а брать у тестя Андрею не позволяла гордость — так не страдать же ребенку! Когда диплом был получен и заработки, хоть и нерегулярные, все же пошли, мешало взять Ваньку к себе то, что Алла тогда еще всерьез считала себя художницей, а ребенок отвлекал бы ее от творческой работы (любила она иногда выражаться пышно). Потом, когда ее уверенность в своих творческих способностях поколебалась, выяснилось что у Анны Филипповны, тещи, образовалась сложная и стройная система воспитания Ваньки, и взять его к себе — значит всю эту годами складывавшуюся систему разрушить. Систему теща начала образовывать еще до рождения внука: где-то она вычитала, что если живот будущей матери регулярно помещать в вакуумную камеру, мозг плода будет лучше снабжаться кровью и в результате ребенок родится необычайно способным. И Алла высиживала его в странном сооружении, гибриде юбки с фижмами и водолазного колокола. А уж после рождения пошло: плавание с месячного возраста, какие-то особые развивающие игры, чтение с трех лет… И теперь в свои семь Иван, появляясь у родителей по воскресеньям, обыгрывал отца в шахматы, он знал столицы, образы правления, королей и президентов всех мыслимых государств, по два часа без передышки читал наизусть Чуковского — ну это бы еще ничего, стихи запоминаются легко, но и Винни-Пуха, и сказки Андерсена, и «Золотого теленка» — последнего он читал тайком от бабушки. Это уже было слишком, тем более что Ильфа и Петрова Андрей не любил — может быть, из чувства противоречия: уж больно все знакомые — тот же Витька Зимин, но если бы только он! — обильно оттуда цитировали, и не только цитировали, но и сами вдруг начинали говорить в стиле Остапа Бендера. Однако в принципе, если исключить «Золотого теленка», воспитание шло правильно. Что в наше время можно оставить сыну, чтобы благодарил всю жизнь? Имя, деньги? Безнадежный анахронизм. Наше время требует способностей, таланта: только с ними можно честно преуспеть, а значит, молодец теща!
— Андрюфка, иди!
Ну наконец-то! Вообще Андрей не любил этого ее «АндрюФка» — почему-то ему слышалось в этом Ф неприятное жеманство. Еще Алла иногда называла его Андрофеем, а это нравилось, хотя тоже Ф. Но сейчас было не до фонетических переживаний: пусть «АндрюФка», зато «иди»!
— Да-да, Кунья, я уже весь здесь!
Андрей прозвал ее Куньей, едва они познакомились. Он и подошел-то к ней первый раз со словами:
— Вам никто не говорил, что вы похожи на куницу?
Отсюда и пошло потом: Кунья, Куник.
Всегда, садясь за стол, он собирался есть медленно, растягивать удовольствие — и забывал об этом, едва оказывалась в руках ложка, так что долгожданная пища проглатывалась за десять минут. За едой он сосредоточенно молчал, к чему был тоже с детства приучен. Наверное, вид у него при этом был очень истовый, и потому Алла, сидевшая напротив (сама она любила есть понемногу, пока готовит, и всерьез в один присест никогда не обедала), спросила наконец:
— О чем таком ты сейчас думаешь?
О, черт! Самый ненавистный для Андрея вопрос! Мало ли о чем он думает! Он и сам часто не знает, о чем думает, потому что думает сразу обо всем. Или бывают такие дурацкие мысли, в которых и признаться-то совестно. Да и вообще, начиная думать, о чем думаешь, — сразу сбиваешься с мысли. Все равно что за едой разбираться, в каком порядке жевать, глотать, двигать языком, — сразу подавишься. И ведь сколько раз ей говорил — без толку! Вечно: «О чем ты думаешь?», «Чему ты улыбаешься?» — словно все время под рентгеном! И опять смешно устраивать из-за этого сцену. Но и сдерживаться сколько можно?!
Андрей стал думать, как бы нескандально, но решительно объяснить Алле еще раз, что он не выносит подобных вопросов, ну как некоторые не выносят царапанья по стеклу — может быть, дойдет наконец? Но не успел додумать, потому что зазвонил телефон. Телефон стоял тут же, в кухне. «Потому что я провожу здесь основную часть жизни!» — как охотно сообщала Алла всем гостям. Она взяла трубку:
— Квартира Державина!
Такая у нее манера: не «Алло!», а «Квартира Державина» — научилась от родителей, которые всегда отзываются по телефону: «Квартира Певцова». Значит, нравится ей быть Державиной, раз не упускает случая лишний раз произнести фамилию. А работы свои подписывает: «Державина-Певцова» — чтобы разом примкнуть и к известности отца, и к известности мужа.
— Алёна! Это ты, старушка? А мужа еще держишь?
Витька Зимин. Так орет, что слышно на всю кухню.
— Держу еще, куда деваться. Дать?
— Давай!.. Старик, у меня в руках свежая «Вечерка»! Мы сидим в редакции, только что принесли, в продаже еще нет. Тут пишут про тебя! В рубрике «Творчество молодых»… Так что беги к ларьку и скупай пачками! Ты же молодой, как отсюда явствует, значит, на ногу легкий! А название знаешь какое? «Ракурс жизни»! Ого-го! Ну давай, старик, поздравляю с боевым крещением! Долго некогда говорить: такси вызвано. Ну, звони и вообще…
Витька повесил трубку.
Стыдно признаться, но Андрей до того обрадовался, что даже засуетился — вскочил, не доев той самой рыбы по-польски, чуть было и правда не побежал к газетному ларьку, хорошо еще вовремя сообразил, что «Вечерку» не привозят раньше пяти, а сейчас только четверть четвертого. Уселся и стал доедать. Но вкуса почти не ощущал: сразу стало не до обеденных удовольствий.
А стыдно потому, что нужно быть выше этого. Ведь главное то, что он сам думает о своей работе. «Ты сам свой высший суд!» Если ему какой-нибудь холст не удался, неужели похвала в статье заставит признать неудачу успехом? И наоборот, если он знает, что вышло хорошо, неужели его разубедит неодобрение какого-нибудь журналиста? Чуть ли не хорошим тоном считается говорить о своей работе: «А как получилось — не мне судить». Неправда! Прежде всего самому художнику и судить! Кому же как не ему? Потому что, если чужое мнение ставить выше собственного, нужно превратиться во флюгер. Никакая работа станет невозможна. Ведь если быть последовательным и искренне считать, что «не мне судить» и «со стороны виднее», после каждого отзыва нужно брать кисти и переписывать заново: приводить в соответствие с новейшими пожеланиями.
Все так, и однако Андрей ужасно обрадовался. До сих пор в газетных статьях его фамилия, только упоминалась раза два перед «и другими». Что-нибудь в таком роде: «Обратили на себя внимание также поэтические пейзажи такого-то, такого-то, А. Державина и некоторых других». И то его после этого поздравляли, потому что множество художников, проработав всю жизнь, так и не дождались хотя бы такого упоминания в печати. А тут целая статья! Ему грех жаловаться, его и так уже знают, и все-таки статья — это этап! Какой тираж у «Вечерки»? Сколько тысяч, да нет — сотен тысяч тех, кто не подозревал о его существовании, кто и на выставках никогда не бывает, прочитают сегодня, что есть такой художник — Андрей Державин! Название, правда, дурацкое: что значит «Ракурс жизни»? Да ладно, в газетах часто дурацкие названия… Ну рад он, рад — ничего не может с собой поделать! А почему нужно что-то с собой поделать?
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: