Максим Афанасьев - Вход в рай

Повозка ехала очень медленно. Стражи слева и справа от Левия внимательно смотрели по сторонам. Двое конвоиров шли сзади, чтоб облегчить работу лошади. Держали в одной руке по деревянной булаве с металлическим наконечником, в другой — зажженные масляные лампы.

— Отец Мартин, похоже, Бог пытается помешать вам доставить меня в город.

— Хотел бы помешать, погубил бы обеих лошадей.

— А в гибели одной лошади, по-вашему, нет замысла?

— Нет.

— Ну ладно, ладно, я шучу конечно же.

— Левий, неужели вам совершенно не страшно?

— Совершенно.

— Почему вы не боитесь? Может вы и правда, как говорят, умственно больны?

— Чувствую себя абсолютно здоровым.

— Вас казнят сегодня днем. Почему вы не боитесь?

— Потому что мне не страшно.

— Но ведь вы не верите в Бога, не верите в душу, не верите вообще ни во что, вам нужны только факты, только доказательства, черт вас дери, и вы, видимо, считаете, что после смерти вы окажетесь в небытие. Ведь по-вашему мнению души не существует. И вы не боитесь. Я не понимаю этого.

— Я не боюсь, потому что от моего мнения и от моего знания ничего не меняется. Мы ничего не решаем тут. Если все устроено таким образом, чтоб сознательные существа после смерти попадали в небытие, то какой смысл этого бояться? А если мы окажемся, как вы считаете, в раю, то я буду только рад. В любом случае, правду я узнаю раньше вас. Как ученый, я отношусь к тому, что меня ждет, как к эксперименту.

— Жаль, о результатах вы не сможете сообщить миру.

— Отец Мартин, раз уж мы заговорили о смерти и страхе, ответьте, а вам не страшно грешить участием в моем убийстве?

— Соблюдение закона — это не грех.

— Вы сами придумали этот закон. Ваш пророк писал что-нибудь об этом законе? О том, что нужно уничтожать всех, кто имеет другое мнение, отличное от церковного?

Отец Мартин проигнорировал вопрос Левия.

— Я читал заповеди, оставленные нам от первого человека. Якобы первого. Ныне считающегося пророком. Да что уж там мелочиться — Святым! И вам, Отец Мартин, не помешало бы их прочитать по-внимательнее.

— Я помню их, и сам текст помню. Наизусть.

Левий начал цитировать священное писание:

«Я человек. Я остался один…»

Отец Мартин продолжил за Левием:

«… один во тьме. И во мраке этом есть свет человеческого сознания, который я должен сохранить и передать…»

— Верю, отец Мартин, верю, что знаете. И первая заповедь из тридцати была «Не убивай себе подобных».

— Вы Левий, может, и напрямую не убиваете никого. Вы поступаете хуже. Вы разрушаете нашу веру, наши устои, вы убиваете цивилизацию. Ваше преступление страшнее. И мы избавим мир от вас и подобных вам. Сделаем это грязное дело во имя спасения остального человечества.

Через несколько дней голод начал сильно бить по здоровью людей. Антон ослаб еще больше и уже не мог ходить. Его рубашка и одеяло были в крови из — за постоянных приступов кашля. Ева подставила Антону к кровати ведро, которое нашла в комнате охранника, чтоб он мог откашливаться туда.

— Ну как он? — спросил Кирилл, глядя на Еву, стоя в дверях камеры.

— Я вообще-то в сознании, — сказал Антон шепотом, — можно и меня спросить «как я?».

— И как ты? — спросил Кирилл с доброй улыбкой на лице.

— А что, не видно? — прошептал Антон, — похоже, я первый из нас окунусь в прелести вечных мук.

— Ева, — сказал Кирилл, — я пришел по делу к тебе.

— По какому? — нехотя ответила девочка.

— Почему ты не сказала нам, что есть вход в рай? Что ты хотела отвести туда Антона и своего робота?

— Не захотела и не сказала.

— Ты понимаешь, что это наш шанс!

— Какой еще шанс? — Ева начала отвечать грубо, — Вы не осознаете, что там наверху.

— Тут сидеть тоже нет смысла. Ждать нам нечего. Ты должна довести нас до входа, дальше мы уже сами разберемся.

— Не получится.

— Твой отец умирает? Ты понимаешь, что с ним будет после смерти? Куда он попадет? Ты желаешь ему мучений?

— Перестаньте давить на больное! — Ева заплакала, — Понимаю ли я? Да я тут скоро с ума сойду от осознания всего, что происходит! Я не знаю, куда деть себя от всех этих мыслей! А вы спрашиваете, понимаю ли я?! Это вы не понимаете, что случится, если открыть дверь и попытаться выйти наружу. Вы не проживете там и минуты! Вас разорвут на куски! Они знают, что вы здесь и караулят за дверью!

— Как тогда ты планировала довести Антона до входа? — спросил Кирилл.

— Я не знаю, — ответила девочка, вытирая слезы рукавом.

— Что-то ты не договариваешь, — сказал Кирилл, — код к двери ты, конечно же, не скажешь?

— Нет.

— Смиритесь со своей участью, — прошептал Антон, — мы заплатим за все, что совершили в жизни.

Кирилл ушел, ничего не ответив.

— Неизвестно, что еще хуже, — сказал Саша, — Ад или небытие. Но в Аду ты хотя бы не исчезнешь.

— Ты считаешь, что ад лучше, чем небытие? — прошептал Антон.

— Если ад не вечный, то лучше, — ответил робот.

— Мы этого не знаем, вечный он будет или нет, — сказал Антон.

— Рай тоже не подарок, — сказала Ева, — понимать, что твоим близким плохо, а самой находиться в раю…

— Может, уйти в небытие не такой уж плохой вариант, — говорил Антон.

— Не знаю, — ответил Саша, — но оно меня очень пугает. Так же я понимаю, что все зависит от жизненных обстоятельств. Возможно, бывает и так, что лучше уйти в небытие, просто исчезнуть.

Примерно через час, по коридору шел Кирилл и громко объявлял о собрании, которое должно быть через десять минут. Кто-то спросил: «о чем пойдет речь?» Кирилл сказал, что будем решать, выходить или сидеть тут дальше. Ева вышла из камеры как раз тогда, когда Кирилл проходил мимо.

— Хотите по-быстрее отправиться туда? — спросила девочка.

— Свое мнение можешь высказать на собрании, — остановившись, ответил Кирилл, — хотя нет, ты же не такая как мы, ты не в нашем положении, чтоб что-то решать или советовать. Ты у нас вне системы, ты как бы над всей этой ситуацией. Смотришь со стороны, как в кино.

— Меня ваше решение касается не меньше других! — возразила Ева, — не забывайте, что тут мой отец!

— Он тоже проголосует, — сказал Кирилл и пошел дальше.

Ева вернулась в камеру. Антон смотрел на нее полузакрытыми глазами.

— Придется закрыться тут, — сказала девочка, стуча кулаком по прозрачной двери, — я не дам им растерзать тебя.

— А смысл? — прошептал Антон.

— Плевать на смысл. Будем держаться до последнего, — ответила Ева.

— Может, большинство решат, что выходить не стоит, рано вы паникуете, — сказал Саша.

— Я и не паникую, — ответила Ева, — я подстраховываюсь.