Аркадий Стругацкий - Пять ложек эликсира [Сборник]

Инспектор медленно вытер с лица выступившую испарину. Он хотел заговорить и не мог. А Симоне кричал, брызгая слюной:

– Ну!.. Ну!.. Вы видели? Теперь вы верите?.. Ну!..

– Всем арестованным оставаться в комнате, – проговорил наконец инспектор и повернулся к двери.

– Инспектор, – сказал вдруг Мозес ему в спину. – Ну хотя бы Луарвика. Я – ладно. Пусть. Но отпустите хотя бы Луарвика. Он ни в чем не виноват. И он не приспособлен долго жить у вас, на Земле. Его не тренировали специально, как меня. Он умирает. Я прошу уже не за себя, инспектор.

Инспектор, не оборачиваясь, шагнул в дверь. Хозяин молча последовал за ним, и уже в коридоре огромными прыжками их нагнал Симоне.

– Вы понимаете, что вы делаете? – сказал он задыхаясь. – Ведь вы наврали насчет почтовых голубей?.. Если поможем им бежать, у нас хоть совесть будет чиста.

– Это у вас она будет чиста, – сказал инспектор угрюмо. – У меня будет замарана по самые уши.

– Но они же ни в чем не виноваты! Их обманом втянули в эту историю.

– В этом будут разбираться другие инстанции.

Они вышли через холл и остановились у дверей конторы.

– Вот тебе и первый контакт… – бормотал Симоне, голова его была опущена, плечи ссутулились. – Вот тебе и встреча двух миров!..

– Не капайте мне на мозги, – сказал ему инспектор. – Алек, отправляйтесь в холл, это будет ваш пост. Симоне, перестаньте ныть. Поднимитесь на крышу и следите за небом. Я буду здесь, в конторе.

Он достал ключ и отпер дверь.

– Алек, – в отчаянии сказал Симоне. – Попробуйте вы. Помогите мне убедить этого кретина!..

Инспектор вошел в контору, с грохотом захлопнул за собой дверь и повернул ключ. Симоне ударил в дверь обоими кулаками и заорал:

– Вы, мелкая полицейская пешка! Вы понимаете, что единственный и последний раз в жизни судьба бросила вам кусок! В ваших руках действительно важное решение, а вы ведете себя, как распоследний тупоголовый.

Инспектор не слушал его. Он подошел к окну, оглядел пустую равнину, опустил железные жалюзи и сел за стол. Он осторожно взялся обеими руками за голову и несколько секунд сидел неподвижно, постанывая сквозь зубы. Потом снял телефонную трубку. Трубка молчала. Инспектор постучал по рычагу, оскалился, швырнул трубку и яростно ударил кулаком по аппарату. Потирая ушибленную руку, встал, прошелся по комнате, остановился у стены, постоял, прислонясь лбом к холодной облицовке, потом вернулся к двери. За дверью было тихо. По-видимому, Симоне и хозяин уже ушли. Инспектор отпер дверь, выглянул. В коридоре было пусто, только у выхода в холл сидел, откинув хвост, Лель, неподвижный, как изваяние. Инспектор тихонько прикрыл дверь и снова сел за стол. Лицо у него осунулось, глаза стали бессмысленными. Некоторое время он сидел не двигаясь, потом произнес:

– Ну, хорошо. Ну а что делать-то? Делать-то что?.. – Он положил голову на руки.

Дверь скрипнула, и инспектор поднял голову. Бесшумно ступая, вошла Брюн, чуть пошатываясь, остановилась у стола. Одной рукой она прижимала к груди початую бутылку, в другой был стакан. Она поставила все это на стол перед инспектором, а сама повалилась в кресло для посетителей.

– Ну, хорошо, – сказал инспектор. Он думал вслух. Он почти не замечал Брюн. – Пусть он пришелец. Пусть. Дальше-то что? Проходу же не будет. Поймал, в руках держал – и выпустил. Все отдал, нате, пользуйтесь, и – выпустил. Поверил краснобаю.

– Не верьте, – решительно сказала Брюн. – Нельзя.

– Просто он гипнотизер. Блестящий, невиданный мастер. Водит вокруг пальца, а мне два года до пенсии. – Инспектор застонал. – Какого черта я не уехал отсюда сразу же. Настойки эдельвейсовой ему захотелось, идиоту. – Он снова застонал и взялся за голову. – А если даже пришельцы? Мне-то какое дело? Какое мне до них дело?.. Не хочу я за них отвечать.

– Главное – не верьте, – снова сказала Брюн. – Никому нельзя верить. Я один раз поверила, всего один раз, и вот сижу в этой дыре – одна, и никому не нужна. В нашем прекрасном, замечательном, вонючем, гадском мире. Никому!

Она налила полстакана бренди, отхлебнула и передала стакан инспектору. Тот машинально допил остальное.

Тут дверь отворилась, и вошли Симоне с хозяином. Хозяин поставил перед инспектором кружку кофе, а Симоне, не обращая внимания на Брюн, взял у стены стул и уселся напротив инспектора.

– Луарвику совсем плохо, – сказал он. – Он задыхается. Мозес говорит, что больше часа ему не выдержать. Вы его загубите, Глебски, и это будет скотский поступок.

Держа «люгер» одной рукой, инспектор взял кружку другой, поднес ко рту и поставил обратно.

– Отстаньте от меня, – сказал он устало. – Все вы болтуны. Алек заботится о целости своего заведения, а вы, Симоне, просто интеллектуал на отдыхе.

– А вы-то, – сказал Симоне, – вы-то о чем заботитесь? Лишнюю бляху захотелось на мундир?

Брюн вдруг встала, неуверенным движением подхватила бутылку и вышла, бормоча: «Везде одно и то же. Скучища. Вранье».

– Нет, – сказал инспектор, покачав головой. – Не в этом дело, хотя лишняя бляха полицейскому не помешает. Я не эксперт, Симоне. Я полицейский чиновник. Вы ни черта не смыслите в законе, Симоне. Вы воображаете, что существует один закон для людей, а другой – для вурдалаков и пришельцев. Мозес – бандит. Моя обязанность – передать его суду. Даже если он пришелец. Вот все, что я знаю.

Симоне молча щерился, глядя на него. Хозяин подошел к окну и поднял штору. Инспектор оглянулся на него.

– Зачем вы это сделали?

Прижимаясь лицом к стеклу, хозяин оглядывал небо.

– Да вот все посматриваю, Петер… – медленно сказал он, не оборачиваясь. – Жду, Петер. Жду.

Инспектор положил «люгер» на стол, взял кружку обеими руками и, закрыв глаза, сделал несколько глотков. И тут он ощутил, как сильные руки взяли его сзади за локти. Он открыл глаза и дернулся, и застонал.

– Ничего, Петер, ничего… – ласково сказал хозяин. – Потерпите.

Симоне с озабоченным и виноватым видом уже засовывал «люгер» себе в карман.

– Предатели!.. – сказал инспектор с удивлением.

– Нет-нет, Петер, – сказал хозяин. – Но надо быть разумным. Не одним законом жива совесть человеческая.

Симоне, осторожно зайдя сбоку, похлопал инспектора по карманам. Звякнули ключи. Инспектор рванулся изо всех сил и потерял сознание от страшной боли в поврежденном плече. Когда он пришел в себя, Симоне уже выходил из комнаты с чемоданом в руке, а хозяин, все еще придерживая инспектора за локти, тревожно говорил:

– Поторапливайтесь, Симоне, поторапливайтесь. Ему плохо.

Инспектор хотел заговорить, но у него перехватило горло, и он только захрипел. Хозяин озабоченно наклонился над ним.

– Господи, Петер… – проговорил он. – На вас лица нет.

– Бандиты… – прохрипел инспектор. – Арестанты.