Кристофер Прист - Сближение

В оркестровой яме музыкант начал тихонько и без остановки бить в барабан. Можно было ощутить напряжение, разливавшееся по зрительному залу, предвкушение и любопытство по поводу того, что вот-вот произойдет.

Том сунул руку в корзину и вытащил крепкий канат. Он явно был тяжелым, но, намотав его вокруг руки, Том продемонстрировал, что это самая обычная веревка. Он вынул ее почти до конца, а потом с силой подбросил вверх широким жестом.

Он быстро отошел назад, закрыв голову и шею, когда тяжелый канат скользнул вниз.

Подобрав его с пола, Том скромно заметил, что трюки порой не получаются с первого раза. В ответ раздался нервный смех, практически выражение облегчения, но Том поднял руку, напоминая, что ему нужны тишина и концентрация.

Он предпринял вторую попытку, но веревка снова упала.

С третьего раза она ненадолго приняла вертикальное положение, мгновение раскачивалась, а потом опять рухнула вниз.

По условному знаку от Тома барабанный бой в оркестровой яме становился все более напряженным, громким, а затем снова стих. Четвертая попытка, и в этот раз канат магическим образом остался в вертикальном положении. Он слегка покачивался, но стоял в свете прожекторов, направленных на него сверху.

Том быстро прошел по сцене, жестом указал на веревку, мистически превратившуюся в шест, и поклонился зрителям, широко улыбаясь, а мы принялись хлопать.

Аплодисменты стихли, и Том вернулся к корзине, снова сунул внутрь руку, и оттуда поднялась Руддебет, когда она выпрямлялась, ее худенькое тело словно бы хитроумно разворачивалось. Они вышли на поклон в сторону нижних софитов, держась за руки.

Барабанная дробь стала еще более напряженной.

Я впервые видела Руддебет так близко и так четко, и с удивлением ощутила, насколько сильные эмоции неожиданно охватили меня при взгляде на девушку. Я не могла избавиться от чувства, что передо мной юная соперница, которая увела моего возлюбленного. Оно шло вразрез со всем, о чем я успела подумать за прошедшие дни, но я ничего не могла с собой поделать. Казалось, она воплощала все то, чем я не была. Такая грациозная, изящная, она излучала жизнь, улыбалась и наслаждалась яркими огнями и нарастающим темпом музыки. Теперь к барабану присоединился двойной пульсирующий бас, биение сердца. Руддебет беспечно пробежала по сцене, одной рукой не переставая тянуться к Тому, с лица девушки не сходила счастливая улыбка. Я завидовала ей, но при этом восхищалась, хотела узнать ее получше, стать такой, как она, может, найти, у нас что-то общее. Я не могла оторвать от Руддебет взгляда.

Иллюзия перешла к следующему этапу. Том взял застывшую веревку, подался вперед, подергал ее, одной рукой держа за самый низ у корзины, а второй – чуть выше. Он потянул веревку, испытывая ее на прочность. Верхняя часть веревки вращалась строго по кругу.

Руддебет припудрила ладони, похлопала ими, а потом сдула лишнюю пыль, и маленькое белое облачко полетело в лучах прожектора.

Уверенным спортивным движением она скользнула по сцене, наклонилась, чтобы дотронуться до рук Тома в том месте, где они держали веревку, а потом перехватила ее сама. Изящно перенесла вес на руки и подтянулась.

За считаные секунды она добралась до середины каната и уже висела над Томом, крепко держась за тонкую опору. Одной ногой цеплялась за нее, а вторую поднимала, карабкаясь еще выше.

Том отпустил веревку и отошел в сторону. Руддебет осталась без поддержки. Герред рядом напрягся, костяшки его пальцев побелели. Я положила руку на его ладонь, почувствовав влагу от пота и неприятное тепло, исходящее от кожи.

Удерживая позу, Руддебет уверенно поднималась, ее тело обвивалось вокруг каната, но при этом она умудрялась крутить головой и ослепительно улыбаться зрителям.

Том встал внизу, почти под ней, рядом с корзиной, подняв руки и растопырив пальцы, словно бы оказывая какое-то магическое воздействие на девушку. Правда, было очевидно, что она – прирожденная спортсменка, ловкая и сильная, ей не требовалась помощь колдовских чар, чтобы вскарабкаться наверх.

Музыка становилась все громче и громче – теперь это было пронзительное и жутковатое звучание синтезатора. Внезапно цвета прожекторов изменились – Руддебет все еще выхватывал из тьмы ослепительно-белый луч, а остальную сцену озарял зеленоватый свет.

Том отошел, повернулся к публике и на минуту оказался спиной к Руддебет. Именно в этот миг произошло несчастье – что-то случилось с веревкой. Она выгнулась и полетела вниз. Руддебет рухнула на пол, приземлившись на голову и плечо, ее тело неестественно изогнулось. Девушка издала ужасный непроизвольный то ли вопль, то ли плач, перекрикивая музыку, и затихла.

Музыка тут же смолкла. Барабанная дробь прекратилась.

По залу прокатился шок – сначала все хором ахнули, потом раздались стоны и крики, которые невозможно было различить. Я вскочила, как и многие другие зрители, и в спешке оттолкнула пару-тройку человек, отделявших меня от прохода.

Я видела, как Том бросился к неподвижному телу Руддебет, склонился над ней, вытянув руки. Я завопила:

– Не пытайся сдвинуть ее с места! Не трогай ее! – Фокусник, казалось, меня не слышал, и я снова крикнула: – Я знаю, что делать! Не прикасайся к ней!

Другие зрители уже устремились к сцене, но внезапно меня переполнила непоколебимая решимость. Расталкивая людей локтями, я ринулась к оркестровой яме, откуда по короткой лесенке можно было попасть на сцену. Двое мужчин уже выбежали туда из-за кулис. Я бежала по ступенькам и орала, чтобы они не трогали девушку. И вот, споткнувшись на последней, оказалась на сцене и неуклюжим рывком добралась до распростертого тела Руддебет.

Том держал ее за руку.

– Назад! Дай мне! Я медсестра!

Я оттолкнула его, пытаясь загородить девушку, после чего склонилась над телом Руддебет, которая все еще дышала. Я позвала ее по имени, веки упавшей затрепетали, затем она снова плотно закрыла глаза. Вокруг уже столпился народ. Я снова прикрикнула, чтобы мне освободили пространство. Голова Руддебет завалилась немного на одну сторону, но, кажется, шея была не сломана. Я не видела ни крови, ни явных увечий.

– Вызывайте скорую! – велела я, обращаясь к окружавшим людям.

– Уже позвонили, – ответил кто-то. – Они едут.

Затем раздался чей-то голос:

– Я врач! Пропустите!

Я подняла голову – голос принадлежал крепкой рослой женщине с волевой челюстью и высоким лбом. Она была одета во все белое.

– Отойдите, пожалуйста! – попросила она меня.

– Я медсестра!

– Хорошо. Позвольте мне ее осмотреть.

Женщина присела на корточки рядом со мной и ощупала голову Руддебет, шею и плечи, затем осторожно проверила руки и ноги. Девушка ахнула от боли, из ее открытого рта потекла слюна.