Александр Абрамов - Всадники ниоткуда. Рай без памяти. Серебряный вариант [сборник; litres]

– Будь ты проклят! – воскликнул Мартин и сплюнул. – Галунщик чертов! Как вошел?

– У меня же ключ, – удивился я.

– Почему ночью?

– «Почему, почему»! – обозлился я. – А почему ты одет? И кто там в комнате?

– Ну, входи, – сказал он, подумав, и пропустил меня вперед.

В комнате было так накурено, что даже десяток свечей не позволил сразу рассмотреть лиц собравшихся. Я никого не узнал, но все вскочили, различив мой проклятый мундир.

– Порядок, – сказал Мартин. – Тревога отменяется. Это Юри Ано лично и срочно.

– Ну и напугал ты нас, Юрка, – услышал я в дыму голос Зернова.

– Меня он не помнит, – засмеялся сидевший ближе всех Стил.

– А меня не узнает, – откликнулся Фляш.

Теперь я разглядел всех и даже узнал сидевшего на диване Томпсона, такого же седого и худощавого, каким я знал его на Земле.

– Я о вас столько слышал, молодой человек, – сказал он, – что горю нетерпением узнать вас поближе.

Даже голос его был знакомый, томпсоновский. И все же это был другой Томпсон, что-то в нем изменилось. Я не разглядел еще, что именно, но что-то изменилось. Я скорее угадал это, чем понял.

– Простите, господа, если помешал. Я не знаю ни причин, ни целей этого ночного собрания и могу сейчас же уйти, но мне именно срочно, как сказал Мартин, нужен Фляш. Разрешите, я оторву его на несколько минут, – выпалил я все разом.

– Отрывать незачем, – ответил Фляш, – здесь все равны.

– Кроме меня. Я могу выйти, – сказал Мартин.

– Не дурите, Мартин. Вы специально приглашены, как и Ано, хотя мы и не могли с ним связаться.

– Я назначен комендантом Майн-Сити, – объявил я.

И все умолкло. Как долго длилось молчание, я не могу сказать, но в эти минуты каждый, вероятно, обдумывал и рассчитывал перспективы, которые открывало мое назначение. Наконец Фляш спросил:

– Давно?

– Уже несколько дней, как я в лагере, – поспешно проговорил я. – С подпольем связаться не могу: нет ни паролей, ни явок. А без них мне по вполне понятным причинам не доверяют. Даже Джемс.

– Вы видели мальчика? – взметнулся Стил. – Как он выглядит?

– Плохо. Кто же в бараках хорошо выглядит, кроме собак и блок-боссов? Впрочем, я перевожу его к себе в канцелярию.

– Оставьте его в шахте, – жестко потребовал Стил, и я, конечно, знал почему.

– Бессмысленно. Корсон Бойл уже знает о предстоящей акции. Ее надо готовить иначе и в других масштабах.

– Гамбит Анохина, – усмехнулся Томпсон.

Я вздрогнул. Откуда он знает мою фамилию? От Зернова? От Стила? Кто же он? И почему Фляш сказал, что здесь все свои?

– Мы обдумаем его часом позже. Ночь велика, – продолжал Томпсон. – Сейчас надо рассчитать другой гамбит. Гамбит Этьена.

– Отказанный, – поправил Зернов.

– Люблю шахматные метафоры Бориса. – Меня уже не резануло знакомое имя с ударением на «о»: еще в Париже привык, но что-то новое привлекало внимание в интонациях Томпсона. – Этьен, как и вы с Мартином, приглашены на заседание малого Совета Сопротивления, которое должно состояться в другое время и в другом месте. Гамбит Этьена разгромный: головка Сопротивления отсекается одним ходом. Этот ход он уже сделал и спокойно спит сейчас в своем номере люкс. Но мы, – продолжал Томпсон, – ответили неожиданно. Заседание совета перенесли сюда и на этот час. Сию минуту мы пригласим господина Этьена. Я думаю, что полицейский мундир Анохина внесет кое-какие коррективы в наш план: мы сможем переставить фигуры.

– Зачем? – обиделся Мартин. – Я и один справлюсь.

– Золотой галун справится лучше. Меньше шуму, больше эффекта. Вы сейчас потушите фонари в коридорах и проводите Анохина до апартаментов Этьена. Откройте дверь – ключ у вас – и погасите свечи на черной лестнице. У вас есть спички, Анохин? Возьмите коробку. Зажгите свечку на камине, разбудите спящего и пригласите его следовать за собой. Сначала он испугается, потом удивится, потом будет уверять, что это ошибка, попросит разрешения позвонить Бойлу – у него одного в отеле есть телефон. Но вы не разрешите и пригрозите, что при малейшем шуме пристрелите его на месте. Кстати, и пристрелите, если другого выхода не будет. Но Этьен – трус и после такого предупреждения последует за вами куда угодно. Ведите его к черной лестнице, – почему не к парадной, придумайте сами. Когда спуститесь, столкните его в подвал. Шума не будет – его подхватит Мартин и впихнет в дверь, где была типография. За ним войдете и вы.

Томпсон придумал и рассчитал все это с быстротой электронной машины. Теперь я понял, что изменилось в нем. Земной Томпсон был чуточку медлительнее и не то чтобы туповат, но тяжелодумен: сказывался возраст. Здешний Томпсон не казался моложе, но возраст его не обременял мышления. Биологически это была та же человеческая структура, но психологически уже иная: в другой среде, в других условиях психологический облик мог приобрести с годами и другие черты. А может быть, изменилась и биологическая структура, может быть, реконструируя, «облака» исправляли ее, обновляли «уставшие» клеточки мозга, склеротические сосуды, сердечные клапаны. Сидевший передо мной Томпсон был просто совершеннее своего земного аналога, а в связи с блокадой каких-то ячеек памяти деятельность других приобрела большую активность и направленность. Должно быть, и в земном Томпсоне где-то жило тяготение к передовой, прогрессивной мысли – быть может, неосознанное, запрятанное в неконтролируемые глубины подсознания. «Облака» извлекли и освободили его – вот и родился новый Томпсон с той же внешностью, но с другим сознанием и мышлением.

– Пошли, – сказал Мартин, выводя меня из задумчивости, должно быть уже затянувшейся. – Не боишься? – спросил он уже в коридоре.

– Кого? – усмехнулся я. – «Омон» не континуум. Чудес не будет.

– Грязная работа, – вздохнул Мартин. – А начинать и заканчивать ее будем мы.

Мне стало не по себе. Должно быть, Мартин заметил это, потому что прибавил уже другим тоном:

– В Сен-Дизье мы не дрогнули. А ведь Этьен здесь такой же подонок. Даже хуже.

Молча мы погасили фонари в коридоре, молча дошли до тупичка, где находились комнаты Этьена, молча открыли дверь ключом, оказавшимся у Мартина, и расстались. Мартин ушел в темноту коридора, а я – в полутьму передней, куда проникал свет из комнаты: на камине в ней догорал крохотный огарок свечи. Вероятно, Этьен перед сном забыл погасить его и уже не просыпался. А спал он странно тихо, почти беззвучно, на спине, мертвенно-желтый, застывший, словно покойник.

– Этьен! – позвал я негромко.

Он открыл глаза и долго всматривался, видимо полагая, что это сон. Наконец он разглядел мои мундир и сел на постели.

– В чем дело?

– Потрудитесь одеться и следовать за мной, – произнес я в стиле ходких детективных романов. Рука в кармане нащупала пистолет.