Борис Прохоров - Костер для сверчка

Началась агония...

При ходьбе Расщепленный Кедр сутулился. Торс охотника сгибался под тяжестью разросшихся мышц груди. Приземленность фигуры не мешала проворству, как его прагматизм не исключал тонкость чувств и игры воображения. У старого добытчика имелась мечта. Каждый погожий день он устремлялся на промысел, лелея надежду, что когда-нибудь сразит такую добычу, которая станет непревзойденной по величине. О которой завистливо будут вспоминать многие и многие поколения охотников. Великое тщеславие гнездилось в широченной груди добытчика.

Однажды увиденный гигантский скелет косолапого запал ему в душу. Судя по объему и толщине черепной кости, зверь был способен удержать в пасти взрослого кабана, а ударом лапы мог переломить березовый ствол. О победе над таким хищником мечтал Расщепленный Кедр. Мечтая, он, полюбил одиночество. Полюбил зимние ночи и летние сумерки, когда так легко мечталось. Полюбил тесный шалаш, где ему никто не мешал предаваться иллюзиям. Копнуть глубже, он робел перед будущей смертью. Он, привыкший денно и нощно полагаться на собственные глаза и уши, не доверял россказням знахарей и старух о бессмертии человеческого духа. Возможно, придет день, когда и его дух покинет изношенную плоть, чтобы перелиться в тело какого-нибудь сопляка. Возможно, дух отважного охотника придаст новому хозяину мощь и быстроту ушедшего, наделит его отвагой. Возможно... Предполагать можно всякое. Ну, а если дух собьется с пути? Если получится, что дух попросту исчезнет? Тогда выйдет так, якобы Расщепленного Кедра и не было? Никогда?! При мысли о полном забвении его охватывал трепет.

Громкая победа Шиша не вызвала у старого добытчика ни зависти, ни восхищения. Разумеется, Шиш — смелый охотник. И все-таки, в подробностях этой схватки было что-то сомнительное. Сложно сказать, в чем это выражалось, но Расщепленный Кедр сознавал: подобная победа лично ему — не по душе. В поединке с неведомым, страшным и нелепым существом мало проку. Похоже, что и Шиш до сих пор не возьмет в ум, кого он одолел? Да и одолел ли? Разве опасная схватка принесла сочное мясо? Или обезопасила людей от последующих бед? Конечно, кто будет утверждать, что диковинный хищник не представлял собой источник опасности? Для тех, кто презирал табу, совался к логову хищника. Так не надо лезть! И камнепад опасен. Но какой безумец бросается с копьем на падающие глыбы? Лучше обойти стороной сомнительную осыпь. Засовывая голову в берлогу, можно лишиться не только ушей.

Округлые отпечатки лап зачастили: что-то встревожило зверя… Безо всякой нужды он разметал по земле муравьиное жилище; чаще обычного срывал кору с деревьев; почесывался о стволы через каждый десяток шагов. Последнее особенно заинтересовало старого добытчика: все-таки, косолапый — не свинья, которую заедает клещ.

Почесы встречались все чаще, тут и там серели пряди шерсти: в расщелинах высоких пней, меж пластинок коры на стволах...

Ближе к провалу следы засбоили... Вот они разредились вновь, зверь перешел на мах. Зачастили по-новой... А здесь зверь начал красться...

Перед рытвиной добытчик задержался. Рытвину заполняла буроватая, вскипающая фонтанчиками пыль. Пожав плечами, Расщепленный Кедр пошел дальше, но вскоре вынужден был остановиться. Он заметил ноги. Хозяина ног не было видно. Добытчик шагнул влево — на том месте, где предполагалось тело, оплывали бугорки шевелящегося праха. Желтовато-бурая пыль лежала неровным слоем. Дальше от останков ног ее было больше, а на расстоянии метра она образовывала бесформенный по очертаниям пласт. Здесь след косолапого обрывался; и сколько добытчик не оглядывался, не мог разглядеть обратного следа.

Древком копья Расщепленный Кедр пошевелил оплывающую массу. Среди пыли выступили клочья меховой одежды. Он подцепил лезвием клочок покрупнее и поднял, — сквозь дыры в меху просеивалась все та же подозрительная на вид маслянисто поблескивающая пыль. Жалкие обрывки одежды да чем-то знакомый узор из ремешков вызывали тревожное чувство. Он порылся еще. Но ничего такого, что могло бы подсказать имя погибшего, не обнаружил. Неизвестный будто растворился в вонючей пыли. Оставив после себя только ноги, да и те — до колен.

Шершавый плитняк накрыл останки. Расщепленный Кедр исполнил неприятную обязанность, уложил камни поверх шевелящегося месива.

Узор в виде двойного переплетения в подъемах бахил кое-что прояснил; такую обувь носил Много Знающий. Впрочем не один он. Водонепроницаемые, удобные при ходьбе бахилы были в широком ходу у степняков. Люди Камня предпочитали иную обувь, не оскальзывающуюся на склонах и гладком льду, подошвы которой предохраняли ногу от острого щебня...

Малоприятная работа подошла к концу. Истребитель кабанов отряхнул руки от известковой пыли. В это время частицы другой, даже не пыли — пудры осели среди меха накидки.

Ветку отсекли наискосок, одним движением. Он готов был пожертвовать своей долей оленьей печени в подтверждение того, что это произошло действительно так. Срез выглядел ровном. Свежеобнаженная древесина отливала девственной белизной, словно рубило и не касалось ее.

Похожее юноша где-то встречал. Только где? Возможно предыдущий раз он пропустил увиденное мимо сознания. Но где ему попадался такой поразительно ровный разрез?

Он повертел ветку в руках. Она мало отличалась от множества других. Хотя какое-то отличие имелось: вдоль ветки светлели зарубки, слагающиеся в неяркий, но привлекательный узор. Помнилось, на древке копья Поедающего Глину красовался похожий рисунок. Чья-то искусная рука скопировала понравившимся орнамент. Правда, линии на этот раз были тоньше, воздушней — миниатюрная хвоя накладывалась на глянцевую кору фиолетово-зеленым слоем.

Пальцы потянулись к уху. Тонкое Дерево оттянул мочку, а затем отпустил. Привычный жест не помог. Ну где, где он видел, следы столь острого и тонкого рубила? С чьей помощью украшена эта ветка? И украшена только что: сок на срезе едва проступил.

Ноздри юноши раздулись. Помимо наблюдательности, тонкого слуха и острого обоняния, какими он обладал, требовалось и другое качество, определяемое словом «талант». Вот Шиш был талантлив. Многое давалось Пхану. Ему не уступал Расщепленный Кедр... Зато прочие часто сбивались, взяв запутанный след. Точное Дерево не составлял исключение среди прочих. И теперь, стоя на опушке, на щедро прокаленной солнцем и твердой, будто кость, земле, покрытой низкорослой травой и корявыми кустами, он тщетно насиловал органы чувств. Место было мало подходящим для игры в прятки. Доведись Тонкому Дереву, он крепко подумал бы, прежде чем устраивать засаду среди здешних редких берез. В любом направлении на сотни шагов не было крупной валежины или пня. Все мало-мальски пригодное на топливо перекочевало в стойбище. А укрыться за худосочными стволами не сумел бы даже подросток. Некоторого внимания заслуживал лишь ощетинившийся иглами куст, нависающая Крона которого могла прикрыть человека.