Райан Гродин - Волк за волком

И голос, шепчущий громко, громче, громче — самый старый шепот из всех — произносил всего одно слово: Монстр.

Она боялась, что он прав.

Море разбушевалось, его воды терзались, брыкались, хлестали в каждом направлении. Команда Кайтена казалась невозмутимой, вышагивая по коридорам с уверенностью горного козла. Но Яэль и другие участники провели большую часть времени, пытаясь удержать содержимое столовой от выливания на пол их кабин. Сама столовая была почти пустой, когда Яэль туда направилась, за что девушка была безумно благодарна. Она не смогла бы выдержать взгляды других участников, — настоящие или же воображаемые — впивающиеся в нее, как взгляд Катсуо. По сто раз, снова и снова.

Взгляд, которого она боялась больше всего, принадлежал Феликсу. (Судя по табло он достиг корабля, двенадцатым и последним.) Но брат Адель и его холодные глаза-льдинки нигде не показывались. Ларс (у которого лицо почему-то было немного зеленым) и Риоко были единственными обедающими, поглощая лапшу удон из мисок и держась за стулья.

Яэль, опустив голову, направилась за своей тарелкой еды и села за отдельный стол. Качание корабля создавало в миске маленькие волны из бульона, отражающего грустное выражение лица Адель. Яэль смотрела и смотрела на переплетенную лапшу, пытаясь заставить себя есть. Последняя часть тура Аксис составляла всего тысячу двести километров от Нагасаки до Токио. Двенадцать часов езды на самой высокой скорости. Двенадцать часов Луки на хвосте, пытающегося закрыть ту пятисекундную разницу между ними.

Яэль нужны были любые источники энергии. И хотя она давно не ела, она не чувствовала голода. Лишь пустоту и слабость.

Она все еще смотрела на еду, когда стул рядом с ней двинулся. Это была Риоко, присевшая к ее столу. Короткие, сатиновые волосы девушки коснулись ее подбородка, когда та поклонилась.

— Привет, меня зовут Оно Риоко.

— Я Адель, — кивнула Яэль в ответ, решаясь встретиться глазами с девушкой.

В ее взгляде не было свирепости и осуждения. Вместо этого на щеках появились ямочки.

— Спасибо за то, что помогла убежать от коммунистов. И за помощь Ямато. Он очень благодарен.

Яэль не знала, что сказать. Всегда пожалуйста — полная ересь. Промолчать означает оскорбить. Поэтому она произнесла последний вариант:

— Как Ямато?

— Он рад, что ему больше не приходиться участвовать. Ямато хороший гонщик, но его сердце не здесь, — щеки Риоко покраснели, став из розоватых сливовыми. — Он хочет изучать литературу и стать учителем.

Яэль вспомнила потрепанную книгу парня. Как он читал стихи вслух, идеальный тон и темп.

— Он будет хорошим учителем.

Риоко кивнула:

— Я тоже так думаю.

Яэль сунула руку в карман, вытаскивая бумажные фигурки. Звездочка была уплощена, а шея журавлика отклонилась назад, сломавшись.

— Спасибо за них.

— Ты их так и не открыла, — нахмурилась Риоко и взяла фигурки из рук Яэль. Ее ловкие пальце развернули бумагу, разгладили складки.

На обеих бумажках что-то было написано рукой, между газетными статьями немецкой пропаганды и арабских новостей.

На звезде: «Катсуо планирует сбить тебе с дороги вместе с Хираку, Такео и Ивао. Обгони их настолько быстро, насколько можешь.» На журавле: «Катсуо планирует подмешать в твою воду яд. Держи бочонки близко.»

Правда была внутри. Всегда внутри. (И это заставило Яэль задуматься, если бы она таким образом развернула себя, что бы она нашла. Монстра, которого создал Гайер? Или Валькирию, созданную ею самой?)

Она не знала. Не знала.

Как она могла забыть себя?

— Ты пыталась меня предупредить, — Яэль произнесла мысль вслух, потому что этот вопрос было легче задать. — Но почему?

— В прошлом году я смотрела, как ты соревновалась. Ты гнала очень хорошо. Лучше, чем мальчики. И я этому обрадовалась. У меня появилась… — Риоко замолчала, ища подходящее немецкое слово. — Надежду. Надежду, что я тоже смогу участвовать, несмотря на свой пол. И в Праге, когда я сидела в одиночестве, ты улыбнулась мне и снова дала надежду. Я хотела тебя отблагодарить.

Надежда. Чертова надежда. Яэль она не помешала бы. Она посмотрела на помятые куски бумаги. Они больше никогда не станут гладкими. Они прошли через слишком многое. Но возможно, их можно свернуть повторно.

— Сможешь научить меня делать звездочку? — спросила она. — И журавля.

Девушка напротив улыбнулась.

— Конечно.

Риоко была хорошим учителем. Они провели час, склонившись над столом, складывая бумагу пальцами, разговаривая о мотоциклах и парнях. (Разговор каким-то образом всегда возвращался к Ямато. Каждый раз, когда Яэль произносила его имя, лицо Риоко приобретала новый оттенок красного.) Когда урок был окончен, Яэль научилась создавать из бумаги звезду и журавля, которые действительно выглядели довольно прилично.

Это, подумала она, хорошее начало.

Когда море, наконец, успокоилось, Яэль поняла, что разбушевался теперь живот. Он все еще переваривал лапшу, рис, рыбу и чернослив. Она поднялась на палубу, чтобы подышать свежим воздухом, — способ избавления от тяжести в животе, вычитанный ею в одной из книг Генрики.

Она там была не единственная. Весь корабль был на палубе: гонщики и члены команды перекинулись через перила, вдыхая свежий морской утренний бриз.

Яэль просканировала толпу, ища Феликса и продвигаясь к носу Кайтена, но брата Адель нигде не было видно. Она вообще ни разу не видела его во время плавания, а постучать в дверь каюты ей не хватало мужества. Честно говоря, она и не знала, что ему сказать. В любом случае, что могут значит двадцать четыре часа? Прощание без слов будет лучшим решением.

Нос корабля был изолирован, отгороженный стеной кабины капитана. Лучшее место, чтобы стоять и смотреть на голубой горизонт.

— Решила размять поясницу, фрейлин? — Лука — еще одно лицо, которое она не заметила на палубе — прислонился к стене рядом с ней. — У нас впереди серьезный день. Капитан сказал, то до порта всего несколько часов. Скоро покажется земля.

Он выглядел неплохо. Подготовлен для камер, которые вскоре будут везде. Волосы были вымыты и откинуты назад. Вся грязь с щек была удалена. Губы больше не трескались: он смазал их бальзамом. Край уха, который он потерял, спасая Ямато, был обмотан чистым куском марли.

Его вид заставил Яэль почувствовать себя еще более грязной. Она не смогла удержать равновесие в душе во время шторма. Вместо этого она лишь умыла лицо, чтобы избавиться от пыли.

Но ощущение жирности не покидало ее. По всему скальпу, впитываясь в кожу. Чтобы от него избавиться, понадобиться больше, чем вода и мыло. Намного больше.