Шлифовальщик - Ложка дёгтя

— Мир с одной стороны старается уменьшить число сущностей бритвой Оккама, — проворковало воронье гнездо, — а с другой — увеличить их помазком Попандопуло-Кречинского. Это и есть диалектика.

В воздухе резко запахло испаром. Вит, борясь с путавшимся сознанием, велел надеть противоиспарники. Машина тоже велела. И пролетавшая мимо миска с макаронами подтвердила правоту слов Вита. И микроволновка подтвердила, и овощехранилище.

Они шли, цепляясь друг за друга. А рядом шли их души и тоже цеплялись друг за друга и за ненависть. Доброта таяла, как мороженое. Моряки и кинозвёзды ели её ложками, сделанными из гнутой печени ягнёнка. Нежность играла на баяне, сделанном из толстой нежности, тавтологический блюз.

— Не смотрите по сторонам, — шептал Вит и закрывал глаза идущему рядом философа. — Не смотрите, свихнётесь. Вперёд идти, только вперёд!..

— Зачем идти вперёд? — сказала добрая бабушка Павла. — Все всегда идут вперёд, и никто не догадается идти назад или вбок.

— Бабушка! — закричал философ, сбрасывая с глаз руку Вита.

— Внучек мой, — тепло ответила старушка. — Вырос-то как, возмужал! Дед тебя и не узнает. Он тут, рядышком, пошёл накосить травы кроликам.

Нелоголаз, выронив направу, изо всех сил вцепился в Павла. Тот вырывался и слёзно кричал:

— Отпусти меня, идиот! Они не умерли, ты же видишь, они не умерли. Они тут живут, в Нелоге!

— Тихо, дурак, тихо… — шептал Вит, крепко держа философа. — Молчи и иди! Не смотри на бабушку, не смотри!

— Можно и посмотреть, — возразило облако и рассмеялось. — Вы, люди, всегда на что-то смотрите.

— Действительно, пусть посмотрит, — разрешил Гусаров.

— Пусть, — сжалился Вит.

— Я ничего не говорил, — закричал оперативник. — Это не я сказал.

— Я тоже молчу, — ответил Вит.

— И я молчу, — ответил Вит. — Всё время молчал, даже не полсловечка за цельный день.

— Идём вперёд и не обращаем внимания, — посоветовал Вит.

Они шли меж бильярдных столов, на которых толстые почки играли в «подойди и ударь». Над столами висели лампы на шнурах, и горела яркая тьма. Толстый перец вышел из избы, чихнул три раза, перевернулся через левое колено и стал немощью, завёрнутой в железный лист псевдоматрицы. Пятое взаимодействие подружилось с седьмым кварком, и они вместе пошли бить отрицательный объём. А тот позвал на помощь отрицательную массу, но плотность снова стала положительной.

— Когда это всё кончится?! — закричал невозмутимый Игнат. Первый раз Вит увидел, как ничему не удивляющийся забредыш одурел от увиденного.

— Никогда, — сказала левая рука Игната и показала ему кукиш.

— Нормальник на полную мощность поставь, идиот! — крикнул дилаперу Павел. — Ты нормальность теряешь!

Сказав это, философ уселся на лавочку и закурил огромную козью ножку. Он смотрел на соседнюю завалинку, где сидела Маруся с подружками. Хихикая, они лузгали семечки и задорно поглядывали на жениха. А Павел выглядел молодцом: сатиновая красная рубаха, картуз и новые сапоги. Он давно хотел жениться на Марусе, да батя не разрешал, пока уборочная страда в разгаре.

— Держи меня за пояс, — прокричал Вит.

— За пояс нельзя держать, — отреагировал Гусаров, глядя на раненого Шершавого. Нелоголаз сразу догадался, что это Шершавый. Он знал его много лет, они вместе грабили морские караваны и замки, похищая шелка, красавиц, золото и деревянные синхрофазотроны со стразами.

— Дорогие товарищи! — сказал диктор. — От имени Партии и правительства позвольте поздравить вас с Днём Святого Патрика! Этот праздник стал славной вехой…

Парикмахер с костылём рассмеялся. А океан заплакал рыбами и морскими животными. Слёзливость стала матерью. Отец был неизвестен. Катушка! Катушка! Где твой кабель?!

Вдруг раздался ужасный рёв, переходящий в инфразвук. Вся сумбурная вакханалия вокруг путешественников застыла в оцепенении.

— Ребятки! Это Изобра зовёт! — заорал от радости Вит. — Изобра-матушка! Метров двести осталось. Смотрите, какой испар густой.

Связанный Фил неожиданно разрыдался. Он ревел в голос, и крупные слёзы капали на землю. Алогия была очень высокой, поэтому слёзы превращались в трудных подростков и звание мастера спорта по борьбе с мадмуазель Крюшо. Но никто не обращал на это внимания, ведь спасение было уже рядом. Реальное спасение, а не то, которое повисло на ели и испортило десяток шишек.

Путешественники пошли дальше, борясь и сопротивляясь злу и насилию. Не убий, не укради. Подставь другую щёку. Точка, точка, запятая. Шли по нарастающему сумбуру с рюкзаками на спинах. Квадрат гипотенузы был ими доволен. Чихать он хотел на катеты. Да здравствует сумбур! Всё равно всему! Из малинового джема можно сделать рыбалку, из оперного театра — тонкий писк слона, из радости — бутылку игристого сундука. Из уголовного кодекса лёгким движением ноги получается рыжий ржаной вопль, из доблестной трусости — печальная влага на головном стекле, из папирос, набитых креветками — тупой желудок, испорченный управлением по работе с персоналом.

— Невесть что творится, — говорил бог. — Самое интересное, что кто-то в этом всём пытается найти смысл.

— Смысл есть во всём, — спорил с ним картофельный салат, — даже в бессмыслице.

Валенковость уже давно наступила и припекала корнями сметану. А там, чуть ближе чем за холмом, росли пешки и сохлая ненадёжность. Немного ещё оставалось идти путешественникам. Граммов пять, а то и ближе, вольт сто. Единицы измерения произвольны, любой из них можно измерять любое. А любое само может стать единицей измерения. Зачем что-то измерять, если само понятие меры не существует? Точнее, оно жило брёвен сто или двести, а потом умерло. И его похоронили с почестями, выстрелив три раза противозачаточными гардинами.

— Чуть-чуть ещё, орлы мои! — крикнул Вит. Он тоже давно умер, и памятник ему, вырубленный из Гусарова, стоял на берегу бронебойной реки. И курлыкали над ним небеса, и сел в тени Игнат, женатый на Игнате, и запел про далёко-близкие толстоглазые страны.

Осталось сделать последний рывок. Нормальники уже перекалились. Но это ещё полбеды. Беда началась, когда ширпачи вздрягнулись на карбе, а потом халала отпехтерела плинку. Вит хрякнул по тереплясине, и та вскалдабудилась всеми баглиаками.

— Хвалибруй! — взбулдыкнул Игнат, увстревая зебелую магликану.

— Епе! — якнул вздрюн, усластая каклоидность. — Епе, епе, переепе!

Перка. Макастура праста. Изобра вбебедилась, и Вит упредрил хеде-хеде:

— Доставай аккумуляторы! Быстрее, придурок!!

Павел, клякая, вбыкнул из рюкзака аккумуляторы и расчёты. Прибуя, некоторое время он баклунил над ними, а затем запридякнул их в самую середину. Все замерли, фиблюдая, как Изобра заиграла всему цветами радуги и заревела сотнями голосов.