Сергей Алексеев - Чёрная сова

— Вам немедленно надо поставить атлант на место! — вдруг заявил турист, присмотревшись к Терехову. — Как вы держите шею?

Андрей понял, что опять начинается бред, поэтому спросил благосклонно:

— Это как же я держу шею?

— Как свинья! Вы же неба не видите!

— А должен как?

— Как гусь! Вы же наблюдали, как эти птицы держат шею?

Пускаться в дискуссии с ненормальным туристом Терехов не собирался, поэтому постарался занять его жующий рот новой порцией тушёнки. Однако после третьей банки, можно сказать, ископаемого мяса из армейских мобзапасов туристу сделалось дурно, и он отстал от шеи Андрея. Его в очередной раз замутило, но не от того, что древняя тушёнка оказалась некачественной, просто турист вдруг вспомнил, что он вегетарианец со стажем, а тут поддался искушению. Обнаружив, что уплетает мясо, то есть оскверняет свою травоядную плоть, он теперь ждал непременно последующего наказания и даже изобразил рвотный позыв, однако сытый желудок не поддался на провокацию, турист размяк, заполз в палатку и начал бредить.

Вероятно, ему чудилось, что по Укоку всюду бродят рогатые кони, и он пытался их поймать. Услышав это, Андрей впервые заподозрил, что у туриста начинается белая горяч-ко, проявление которой приходилось наблюдать воочию, поскольку в топографическом изыскательском отряде рабочий народ трудился вахтовым методом. Месяц в полевых условиях на «сухом законе», а потом месяц беспробудной пьянки. К следующей вахте алкоголики выходили из «штопора» — тут и начинались приступы.

Рабочий день был потерян, а их оставалось не так много, тем паче что Терехов делал съёмку один: напарник Сева Кружилин заболел и был переправлен сначала в Кош-Агач, потом в Горный и уже оттуда в Новосибирск. Никак не могли найти настоящую причину недуга, полного расстройства вестибулярного аппарата, ломоты костей и сильнейших головных болей. У туриста тоже было нечто подобное, но Сева не пил, после плавания в Индийском океане отличался крепким психическим здоровьем, а у этого крыша явно съехала. До морозов и снега управиться с работой и одиночку и так не хватало времени, ежедневно поливали дожди, а тут выдался первый за последнюю неделю ведренный тёплый день, с солнцем, однако был испорчен появлением туриста. Академия же требовала закончить работу к сентябрю: плато Укок объявили «зоной покоя», и теперь готовилась очередная перерегистрация археологического и природного памятника в ЮНЕСКО. И опять всему виной была женщина — злосчастная мумия «шаманки», которую Терехов уже тихо ненавидел.

К археологии он отношение имел опосредованное, ипрочем, как и к самой науке, на плато занимался картографической привязкой исторических и природных объектов, которые давно были привязаны, требовались лишь уточнения. Означенные на топоосновах курганы с мест своих не сошли, реки сдержанно изменяли своим руслам, озёра тоже отличались колеблющимся, но почти постоянным урезом воды, однако Академии отвалили денег из парижской штаб-квартиры международной организации, и учёные их тратили, изображая строгое исполнение предписаний. На самом деле прикрывали беспощадное воровство: опытному в делах счёта и математики Севе Кружилину удалось заглянуть в смету, где он обнаружил два приданных от ЮНЕСКО внедорожника высокой проходимости, зарплату водителей, двух рабочих, перечень современных лазерных инструментов и даже аренду вертолёта на девять лётных часов. А в экспедицию они поехали вдвоём с Севой на арендованном грузовике, который забросил геодезистов на плато и безвозвратно исчез. Современные инструменты и приборы Академия тоже арендовать в Газпроме не захотела, предоставила свои, ископаемые, ещё советские оптические теодолиты и нивелиры, когда они с Севой давно привыкли работать со швейцарской цифровой техникой. Продуктов выдали — не хватило на месяц, про радиостанцию вообще велели забыть: мол, погранзона, чистый эфир. По этой же причине лишили штатного оружия для самообороны и охраны секретных документов, дескать, там безопасно, на каждой горке пограничные наряды с автоматами.

Руководство Академии и родное газпромовское начальство торопило, клятвенно заявляло, что это всё временно, из-за срочных требований самого ЮНЕСКО, посулило пригнать джипы с топливом, рабочих и новые, продвинутые, инструменты. Мол, со дня на день начнутся изыскания под газотрассу через плато к китайской границе и всю технику завезут централизованно. Фирма Терехова была подрядной организацией, поэтому высокие и мелкие начальники хлопали по плечу, просили потерпеть, взывали к совести и подчёркивали международный, мировой уровень исполнения подряда. Дескать, не ударьте мордой в грязь, а на Академию мы надавим: будет вам финансирование, жилые вагончики и все прочие блага цивилизации. Интеллигентный и от того язвительный Сева так определил расклад: газпромовские местечковые боссы вошли в долю с наукой и вместе дербанили сметные расходы.

Вместо джипов и рабочих скотовозка из Новосибирска привезла двух коней с сёдлами и мешок овса. Специально посланный инструктор с ипподрома поучил, как содержать, как путать, чтоб не удрали, и особо подчеркнул, что лошади породистые, дорогие и возврат их обязателен. Иначе не с Академии, а с материально ответственных лиц слупят такие деньги, как за две иномарки.

Терехов был настолько очарован глупостью и несуразностью руководства, что в первый момент не знал, что и ответить. Коней очень просто можно было арендовать в любой алтайской деревне, на погранзаставе на худой случай! Зачем тащить в такую даль породистых скакунов, да ещё и трястись за их безопасность и здоровье?

Обычно рачительный, но молчаливый Сева и вовсе потерял дар речи, не надоумил, а то бы сразу отказались. Спохватились, когда скотовозка ушла, и утешились тем, что могли теперь с гордостью именоваться всадниками. Напарник сразу же определил: с конями Академия тоже проводит какую-то аферу, поскольку, на его дилетантский взгляд, они хоть и красивые, но самые обыкновенные. Таких на Алтае навалом.

Передвигаться верхом в общем-то было бы неплохо, даже здорово, благо, что Терехову это нравилось ещё с тех времён, когда он служил срочную на границе. Проблемы возникли у напарника, ибо опыта верховой езды не было и в первый же день его сильно натрясло на гнедом жеребце, которого он выбрал сам, ибо презрительно относился к женскому полу вообще и ездить на кобыле не пожелал. Сева и так был нудноватым, ворчливым, но Андрей давно к этому привык и всё ему прощал, поскольку работать с ним в паре было одно удовольствие. Напарник слыл прирождённым математиком, а в картографии и геодезии это качество ценилось выше, чем длинные ноги и острое зрение. Скакать галопом или рысью он вообще не мог, ездил шагом и потому всё время отставал и даже терялся. От верховой езды у него сначала заболела спина, задница, колени, потом голова и даже язык, точнее, нижняя его часть.