Мирра Лилина - Миллионы в пещере

- О! - произнес я, решительно не зная, что сказать. Я смотрел на картины и ничего не понимал.

На одной картине были нарисованы наваленные друг на друга кубики, на верхнем выделялись человеческие глаза. «Голова художника» называлась эта картина. Я было хотел рассмеяться, но вовремя сдержался - все вокруг рассматривали ее, сохраняя на лицах серьезное выражение. На другом холсте была нарисована женская грудь, кончавшаяся большим рыбьим хвостом. Особенно долго стояли перед картиной, на которой, кажется, ничего не было нарисовано - просто какие-то разноцветные полосы. Таких картин было много. У меня от них зарябило в глазах. И когда кто-то настойчиво стал допытываться, какая из картин мне больше всего понравилась, я, еще раз окинув взглядом зал, с удовольствием остановил глаза на чистом холсте, натянутом на стоявшем в углу зала мольберте.

- Пожалуй, вот эта, - пошутил я, показывая на мольберт.

Шепот восхищения пронесся среди гостей. Эта картина называлась «Восторг небытия».

Госпожа Ваф любезно подарила мне картину, которую я отметил среди других.

Так я приобщился к искусству. Вскоре я стал настоящим покровителем айландского искусства. Для того чтобы рассказать об этом, я ненадолго прерву описание интересного вечера у госпожи Ваф.

На следующий день после посещения госпожи Ваф я сказал Генту, что чуть не умер от скуки в ее галерее.

- Что за картины! В них же ничего разобрать невозможно!

- Ничего вы, Гиль, не понимаете. То, что в них невозможно разобраться, это хорошо. Чем меньше будут во всем разбираться, тем будет лучше для вас, Гиль Тук.

Слова Гента запали мне в душу. Я долго о них размышлял и пришел к выводу, что, кажется, начал понимать современное искусство.

Когда я сказал об этом Гарри, он посоветовал мне купить картины известного виспутинского художника Роя Пилла и устроить его выставку.

- Пил привез в Вэлтаун довольно любопытные полотна, ими стоит заняться, - говорил Гарри Гент. - Вы на этом не прогадаете, Гиль. Теперь уже никто не помнит, что Меценат - это имя собственное. Кто знает, друг мой Гиль, может быть, вам повезет еще больше и грядущие поколения назовут вашим славным именем какую-нибудь новую музу!..

Я не прислушивался к болтовне Гента. Меня занимали другие мысли. Я думал о том, что устройством выставки моего соотечественника я докажу Гиппорту свою приверженность ко всему виспутинскому. Это укрепит его доверие ко мне и к моим намерениям.

Рой Пилл оказался самоуверенным молодым человеком спортивного вида, с широкими плечами, редкими светлыми волосами и водянистыми глазами. Со мною Рой Пилл держался весьма почтительно, что, впрочем, ему не помешало заломить огромную цену за свою мазню. Я не торговался, я знал, эти расходы себя оправдают.

Устройство выставки взял на себя Гарри Гент.

Накануне вернисажа, вечером, я заехал на выставку, чтобы убедиться, что она готова к встрече многочисленных и весьма влиятельных гостей. Каково же было мое удивление, когда вместо висящих в строгом порядке картин, я увидел первозданный хаос. Холсты без рам были свалены в кучу посреди высокого двухсветного зала со свежевыкрашенными ярко-красными стенами. В одном углу лежала груда рам, некоторые из них были сломаны, в другом стояли прислоненные к стене новые рамы самых причудливых расцветок.

- Гарри, что здесь происходит? - в полном смятении я остановился на пороге.

- Ничего особенного, Гиль, - бросил через плечо Гент. - Я решил поменять рамы, выкинуть эту старую рухлядь, уж очень она бесцветна па фоне этих стен…

С помощью двух служителей Гент быстро, одно за другим, вставлял полотна в новые рамы. Наконец с этим было покончено. Оставалось развесить картины.

Гарри вынул из кармана смятый листок и, заглянув в него, скомандовал: «Женщину в зеленом» - в правый угол под потолок! Где «Женщина в зеленом»?

Никто не знал, где «Женщина в зеленом». Не знал этого и Гент - таблички с названиями остались на старых рамах..,

- Сейчас разберусь, - взъерошил волосы Гент.

«Женщины в зеленом» нигде не было. Был какой-то женский торс, но желтый. Зеленый цвет встречался на двух картинах, но там не было женщины, а виднелись только зеленые пятна и зеленые зигзаги.

- Черт с ней с этой зеленой женщиной, мы ее потом найдем! - крикнул Гент.- Давайте «Цветы ада»!

Но и эту картину невозможно было обнаружить. Одно за другим мы искали полотна - тут были и «Экстаз смерти», и «Гвоздь в бутылке» (натюрморт), и «Портрет бабушки» - ни одной картины мы не могли узнать.

- А! - махнул рукой, на что-то решившись, Гарри Гент. - В конце концов это не имеет никакого значения! Вешайте картины подряд и прибивайте к ним названия. Все равно какие, все равно!

Я пробовал протестовать, но я и сам уже понимал, что другого выхода не было.

- Это скандал, Гарри, это скандал! - повторял я вне себя от возмущения. Гент только отмахивался.

Но скандала не произошло. Напротив - вернисаж прошел с большим успехом.

Несколько неприятных минут доставил мне художник Рой Пилл. Я видел, как он вспыхнул, как краска залила его лицо, шею, затылок, даже глаза его покраснели. Он подошел ко мне, едва сдерживая душившую его ярость.

- Что вы сделали! Вы же меня погубили! - Рой Пилл был вне себя.

- Не в ваших интересах поднимать шум. - Это поспешил мне на выручку Гарри Гент. - Вы же видите, выставка имеет успех. И я полагаю, что перестановка названий этому только способствовала, - с полной невозмутимостью добавил Гарри.

Рою Пиллу ничего другого не оставалось, как сдаться. Он это и сделал.

С некоторым беспокойством я просматривал вечерние газеты. Газеты поместили отчеты о вернисаже, подробно описывали картины Роя Пилла, находили в них множество выдающихся достоинств. И никаких разоблачений, ни намеков - ничего. Странный век!

После шумного успеха выставки Роя Пилла я утвердился в желании покровительствовать искусствам и основал галерею.

Сначала я просто покупал картины, которые мне рекомендовал Гарри Гент. Однако я еще недостаточно свободно ориентировался в живописи - я никак не мог установить, за какую картину надо платить больше, за какую меньше. Казалось бы, в чем разница - на одной картине нарисовано несколько разноцветных полос, на другой - большое черно-бурое расплывающееся пятно. И почему-то за одну картину просят в два раза дороже, чем за другую! Это было непостижимо. Все мои объяснения с художниками ни к чему не приводили. Тогда я установил твердую расценку: я стал платить определенную сумму за квадратный сантиметр картины.

Достойно удивления, что я, со своим практическим умом, заранее не предусмотрел, к чему приведет мой принцип оценки картин, - мне стали приносить огромные полотна, едва проходившие в широкие двери моей галереи. И тут я сделал важное открытие.