Мирра Лилина - Миллионы в пещере

Хорошенькая горничная в сверкавшем белизной переднике и маленькой наколке, с румяным и полным лицом, приветливо пожелав мне доброго утра, спросила, что принести мне на завтрак и не желает ли господин парного молока. Генерал Стэк, когда здесь бывает, помимо сливок, непременно требует парного молока.

- Терпеть не могу парное молоко, - отозвался я. - Оно пахнет хлевом и еще… еще мылом, - сказал я и, обрадовавшись, ударил себя по лбу - госпожа Ахтмайер, Фогельзанг, госпожа Ахтмайер!

- Что вы сказали? - удивилась горничная.

- Ничего, ничего, дайте мне кофе со сливками и еще сдобные булочки. - И я не удержался, чтоб не ущипнуть ее ярко вспыхнувшую щечку.

Так вот откуда я знаю об этих местах! Фогельзанг - так звали деревню, где родилась милейшая госпожа Ахтмайер. Фогельзанг - край, полный пения птиц, да еще такого пения, что даже Михель с его оловянными глазами не устоял от любви.

Мне недолго оставалось предаваться воспоминаниям: генерал Стэк прислал за мной, он ждал меня в машине.

Дорога шла вдоль гряды холмов, по которым сбегали рощи. Иногда над рощей возвышалось строение с башнями, бойницами. Замки… Они напоминали о далеком прошлом… Так и представлялось, что сейчас повиснет в воздухе и ляжет над глубоким рвом тяжелый кованый мост, со скрипом распахнутся железные ворота и из них выскочит и ринется вслед за нашей машиной ватага закованных в броню рыцарей во главе с каким-нибудь ристландским Ланселотом. И хотя я знал, что ничего такого произойти не может,- я же пребывал в трезвом, практическом веке, - смотреть на эти остатки старины было неприятно.

Вообще история меня тяготит. Я считаю, что она излишня. Если бы можно было избавить мир от груза исторических воспоминаний, все было бы гораздо легче и проще.

Я убежден - лишите народы истории, пусть они как будто вчера только на земле появились, и они станут гораздо покладистее.

Все эти мешающие деловым отношениям разговоры о суверенитете, о национальной гордости, они же опираются на исторические воспоминания, традиции…

Вот мы предлагаем многим странам свою помощь, деньги, хотим разместить у них как можно больше своих войск, чтоб защищать их от красных, внешних и внутренних, а они сомневаются, медлят, отказываются. Почему? Они боятся потерять свою самостоятельность, суверенность. Их томят исторические воспоминания… У них мало денег, но они убеждены, что то, что они называют национальным величием, важнее денег. А величие, оно же создается не за один день, оно же создается веками! Вот я и говорю, отнимите у народов их слишком длинную историю, и они будут покладистее.

В этот ранний час шоссе было пустынно, и машина все набирала и набирала скорость. Я обратил внимание, что по сторонам дороги не было видно строений.

- Здесь было густое население, - как будто подслушал мои мысли генерал Стэк. - Все вокруг, все деревни мы снесли. Пусть вас не вводит в заблуждение этот пейзаж. Здесь и под землей, и на земле, и в воздухе всюду наша техника. И какая техника!

Исчезли холмы и рощи. О том, что здесь были деревья, напоминали пни - леса были вырублены. До са-мого горизонта тянулся низкий частокол пней, на смену им надвигались заброшенные невспаханные поля.

Я вспомнил госпожу Ахтмайер с ее птицами. Птицам в этих местах теперь делать было нечего, они здесь были ни к чему. И только я об этом подумал, как отдаленное гудение предупредило нас, что мы приближаемся к аэродрому. Это гудение сопровождало нас позже повсюду, от него некуда было спрятаться.

Мы въехали в Найсвиль, «город будущего», как называл его Стэк. По образцу Найсвиля строились все города укрепленного района. По сторонам очень широкой улицы тянулись серые гладкие здания с плоскими крышами. Они были совершенно одинаковыми, и, если бы не большие номера, висевшие на углу каждого дома, их невозможно было отличить друг от друга. Множество баров с неоновыми вывесками. Вперемежку с вывесками висели красные фонари… Жизнь здесь била ключом.

- Но зачем такие широкие улицы? - спросил я Стэка и заметил, что на улице нет тротуаров.

- Тротуары? - удивился генерал. - Разве эти улицы для людей? Люди могут ходить и задними дворами, если у них нет своих машин. Улицы для танков, для артиллерии, для самолетов, наконец. Взгляните, на эту мостовую может сесть тяжелый бомбардировщик. И взлететь отсюда ему будет удобно. Не правда ли? -с гордостью оглядывался Стэк, он притронулся к плечу шофера, чтоб тот ехал медленнее.

- На этом месте, - продолжал Стэк, - стояла какая-то деревня.

- Фогельзанг, - подсказал шофер.

- Да, да, Фогельзанг, - подтвердил генерал,- мы эту деревню снесли, а на улице, по которой мы с вами едем, был сквер, на котором росли огромные столетние дубы. Крестьяне из-за этого сквера очень волновались, не позволяли рубить деревья. Но кому нужен сквер? Местных жителей мы отсюда убрали, а наши ребята целуют своих девиц и на открытом месте, - Стэк добродушно рассмеялся.

Остальные города, которые показал мне Стэк, повторяли Найсвиль. В это утро я видел не один город. Я видел своими глазами то, что в этом веке придумали, чтоб, не слишком затрудняясь, всего одним выстрелом сносить целые города. Выстрел - город, еще один - второй, в три-четыре выстрела можно было разделаться с государством средних размеров.

Таков был этот век.

На расчищенной площадке у подножия горы, рядом с «Веселым Августином» стоял увитый зеленью с флагами по углам грузовик. Перед ним простиралась широкая лента новой дороги. Предполагалось, что по обе стороны грузовика, на дороге и на горе, разместится население ближайших еще не снесенных деревень и строившие дорогу рабочие. Но кроме расположившихся поодаль прямо на траве небольших групп, в которых преобладали, как более любопытные, женщины, некоторые держали на коленях детей; кроме этих редких групп, никого не было. Были еще многочисленные наряды полиции и несколько рот из «Национального общества любителей хорового пения». Из кафе «Веселый Августин» доносился стук шаров - там, как всегда, играли в кегли.

Через некоторое время медленно, как будто нехотя, стали стекаться со всех сторон люди. Они шли группами и поодиночке, среди них были строители, были и крестьяне из ближайших деревень.

Мне предстояло произнести здесь главную речь. Я, как представитель Виспутии, должен был передать дорогу, подарить ее представителю Ристландии Отто Галлену.

Гремел оркестр. Ветер развевал флаги. В «Веселом Августине» слышался стук шаров - там продолжали играть. Народу было все еще мало, и мы решили подождать, может, прибавится.

- Хорошо, если б запели что-нибудь местное, национальное, это поднимет дух и придаст колорит, - сказал я Стэку. - Ведь тут дежурят любители хорового пения, певцы…