Мирра Лилина - Миллионы в пещере

- Верно, верно, - обрадовался Стэк, он явно беспокоился за успех торжества.

Стэк подозвал долговязого юношу с повязкой распорядителя на рукаве. Когда он приблизился, оказалось, что он не юноша, а существо неопределенного возраста и пола, на его рябом пухлом лице, усеянном прыщами, не было и следа какой-нибудь растительности. Это был командующий обществом любителей хорового пения. Стэк передал мое пожелание. Долговязый стал переступать с ноги на ногу, но с места не сдвинулся. Наконец он признался, что среди его певцов никто не умеет петь. Голос у долговязого оказался высокий, женский.

- Назвались бы тогда как-нибудь иначе. Почему певцы? - раздраженно пожал плечами Стэк. - Идите!

- Слушаюсь, - пропищал долговязый.

Стэк отвернулся, на лице его была брезгливая гримаса. Пора было начинать. Я взобрался на грузовик, за мной последовал Отто Галлен, все это время он стоял у заднего колеса грузовика и, молчаливо попыхивая своей чудовищной трубкой, выпускал густые клубы дыма, как будто желая дымовой завесой отгородиться от того, что происходило на площадке.

Кроме меня и Галлена, на грузовике было еще несколько штатских, Стэка с нами не было, он сидел немного поодаль в своей машине. Он объяснил мне, что праздник должен носить чисто гражданский, штатский характер, что будут фоторепортеры и не следует, чтоб мелькали военные мундиры.

Начальник строительства дороги, мой соотечественник, полковник Фидерлен был также одет в штатское. Пальто неловко сидело на его длинной фигуре с военной выправкой. И сам он чувствовал себя неловко, особенно мучили его манжеты рубашки, они почему-то далеко вылезали из рукавов пальто, и он их непрерывно поправлял.

Запихивая выбившийся манжет, Фидерлен подошел к стоявшему на крыше шоферской кабины микрофону и возвестил начало праздника. Грянул оркестр.

Фидерлен сказал несколько слов о том, что дорога еще больше укрепит дружбу между виспутинцами и местными жителями.

- Не нужна нам эта дорога! - крикнул кто-то из толпы. Толпа сдержанно зашумела.

Фидерлен растерянно оглянулся. Галлен стоял спокойный, бесстрастный, он кивнул Фидерлену, и тот, на что-то решившись, внезапно закончил свою речь, успев только сказать, что для передачи дороги ристландскому народу специально прибыл из Виспутии господин Тук.

Раздались жидкие аплодисменты - это старались любители хорового пения.

Я подошел к микрофону и, откашлявшись, начал.

- Многоуважаемые господа! - громко сказал я. - Я пересек Изумрудный океан для того, чтоб подарить вам эту великолепную дорогу.

- Бери ее себе, эту дорогу, и уезжай с ней домой! - выкрикнул кто-то и одновременно раздался свист.

Я продолжал. Я говорил о том, что весь мир смотрит на Ристландию как на свою защиту от красных.

Вместе с другими глубоко цивилизованными народами ристландцы самим богом призваны уничтожить красную опасность.

- Мы уже раз это попробовали! - крикнули из толпы, и я невольно заткнул уши - такой раздался пронзительный свист.

Я, как недавно Фидерлен, оглянулся, глазами спрашивая, продолжать ли. Отто Галлен с тем же бесстрастным выражением кивнул мне.

- Продолжайте, - прошептал, как будто прошипел, стоявший со мной рядом Фидерлен.

Потеряв уверенность, я продолжал. Мне хотелось задобрить толпу,войти к ней в доверие, и я сказал:

- Вы - нация воинов, все вы рождаетесь солдатами, унтерами, генералами, кому как удается!

Что тут поднялось! Они кричали, свистели, но потом затихли, на их лицах появилось любопытство.

И вдруг меня как будто что-то подхватило и понесло. От необычности обстановки, от того, что на меня смотрели сотни любопытных глаз, я забыл о том, что мне всегда надо быть начеку, что я нахожусь в чужом веке и более всего мне надо помнить о том, чтоб не выйти из своей роли, не проговориться. Обо всем этом я забыл.

Стал говорить о том, что было в покинутом мною веке.

Кажется, впервые за долгое время я говорил о том, что очень хорошо знал: о том, как передовые страны стали приносить цивилизацию в отсталые и как в этих отсталых странах прежде всего строились дороги. Эти дороги разом приобщили отсталые страны к цивилизации. По этим дорогам ввозилось то, что было не нужно цивилизованным государствам, и вывозилось то, что им было нужно. Именно так развивался в мое время прогресс, и на эти исторические воспоминания и натолкнул меня вид новой дороги и толпа туземцев, перед которой я говорил.

Уже давно Фидерлен потихоньку тянул меня за пиджак, но я был слишком увлечен и не мог остановиться.

Трудно описать, что происходило. Толпа кричала, оглушительно свистела, потрясала кулаками, лес кулаков поднялся над головами людей, и, что самое страшное, эти люди стремились к нам, к грузовику, на котором мы стояли. Их не пускали. Полицейские и любители-хористы оттесняли их, но они напирали и напирали.

Отто Галлен собирался произнести речь. Он стоял у микрофона и держал внизу дымящуюся трубку. Струившийся снизу дым делал его полное, как будто распухшее, бесстрастное лицо похожим на вдыхающего курения идола.

Толпа напирала. Кто-то рядом со мной сказал:

- Не вызвать ли войска?

- Не успеем, - сказал я, испытывая безумный страх.

Отто Галлен все-таки попытался произнести свою речь. Он что-то крикнул в микрофон, но его слова потонули в пронзительном свисте. С той стороны, где был «Веселый Августин», метнулся кегельный шар, он пронесся в сантиметре от головы Галлена.

Тот страшно побледнел и вдруг ткнулся в микрофон. Фидерлен упал на меня, все закачалось, грузовик, как бы для разбега, дал задний ход и рванулся вперед.

Не могу сказать, о чем именно я думал в этот миг: кажется, ни о чем не думал. В смертельном ужасе вскочил на борт машины и, зажмурившись, прыгнул.

Град ругательств встретил меня внизу. Кто-то с силой нахлобучил мне на глаза шляпу, теперь я уже ничего не видел. Меня перебрасывали из стороны в сторону, как куль муки, и отовсюду награждали тумаками. Не знаю, сколько это продолжалось, неожиданно кто-то с силой взял меня под руки, и я понял, что нахожусь среди своих.

Кто-то поправил на мне шляпу, и я увидел рядом с собой откуда-то взявшегося Гарри Гента.

- Какого черта вы прыгнули? - ругался Гарри. - Благодарите бога, что ваша голова по-прежнему на ваших плечах.

Я едва поспевал за Гарри. Ноги не слушались, душила одышка, я не мог произнести ни слова.

Гент втолкнул меня в машину Стэка. Я свалился на мягкие подушки рядом с генералом. Гент сел к шоферу, и машина помчалась.

Вечерние газеты меня огорчили. Не все, конечно, а те, что были заражены опасным духом. В этих газетах было подробно описано неудавшееся торжество открытия дороги и были помещены фотографии. Фотографы запечатлели три момента: я стою на борту грузовика и, втянув голову в плечи, готовлюсь к прыжку. Я - в воздухе. Я - в нахлобученной шляпе и рядом - волокущий меня Гарри Гент.