Альтс Геймер - Орбитал (СИ)

Легко сказать! Качалка – семьдесят единиц в месяц. Витамины, стероиды, специальный режим сна – еще столько же. Как свести концы с концами, имея месячное жалованье – четыреста восемьдесят и долг Цезарю Армандо в полторы тысячи? А вычеты за воздух и воду, жилье и питание? Платные каналы визора, чашка искусственного кофе в пульперии. За три декады набегало больше трех сотен. И почти никаких развлечений, потому что иначе в оплату долга нечего будет вычитать.

Пешеходный коридор выплеснулся в балюстраду обзора. На широком выгнутом экране, имитирующем цепочку иллюминаторов шла трансляция стыковки пассажирского круизера в секторе Фокстрот -2. Посадочные манипуляторы уже зафиксировали веретенообразный корпус обитаемого левиафана и начали понемногу подтягивать его к раструбу пирса. Несколько зевак стояли напротив монитора и обсуждали действия диспетчерской службы. Раньше Рауль мог часами наблюдать такие картинки. Броуновские метания посадочных челноков, плавные движения грузовых танкеров завораживали его. Как он мечтал об этом там, в захудалом портовом городишке Бока-Чика, пригороде Санто-Доминго! Теперь эта, безвозвратно потерянная жизнь вставала перед ним, как уплывающий в глубину пустыни мираж. Лодочная мастерская, насквозь пропахшая соляркой, задорная брань товарок на рынке, холодное пиво в дешевом баре. Время на тропическом курорте, под медным экваториальным солнцем текло медленно, как патока. У всех его было – завались! Поэтому оно стоило дешевле энергии.

Грустно размышляя на предмет превратностей судьбы, работяга добрел до стволового лифта и нажал кнопку вызова. Сотни кабинок стремительно сновали по шахтовым каналам, напоминавшим вертикально поставленную пачку спагетти. На площадку оживленно жестикулируя, подошла группа темнокожих парней в зеленых комбезах животноводческой фермы. Непыльная работенка. И оплачивается прилично. Знай себе наблюдай, как черви перерабатывают конвертерную органику в такие необходимые Орбиталу белки, жиры, углеводы. Правда в бункер приходится выходить в кислородных масках и стиральный блок у них прямо на входе. Ничего не поделаешь – запах.

Капсула подъемника мелькнула молнией и остановилась напротив их яруса. Рауль деликатно пропустил вперед себя «животноводов», замешкался на входе и не успел встать магнитными подошвами в гнездо фиксации. Какой-то нетерпеливец уже нажал кнопку старта. Чтоб ему! Лифт рванул с места, и Рауль больно треснулся головой о потолок. В шахтах перемещений нет искусственной гравитации. Так быстрее и экономнее. Это хорошо, что он уцепился двумя руками за поручень, да и голову пригнуть исхитрился. Бывали случаи – люди так себе шеи ломали. Но все равно обидно. Тем более что когда кабина затормозила на его рабочем этаже, Рауль не удержался и плюхнулся на колени. Подушки-амортизаторы смягчили удар. Все вокруг улыбались. Чувствуя, как краска стыда заливает затылок, бедняга протиснулся мимо тружеников с фермы и выскочил в коридор. Ну, почему так? Если над толпой пролетит птица и погадит вниз, даже думать не надо кому с небес прилетит вонючий подарочек, если он, Рауль будет в этой толчее находиться.

Все еще внутренне переживая свой конфуз, он ввалился в отсек гидропоники вровень с сиреной окончания вахты. Густаво, служащий, которого Рауль должен был менять, уже сидел перед шлюзом выхода и нетерпеливо глядел на хронометр. При виде сменщика, его вечно нахмуренное лицо пожилой макаки мгновенно разгладила довольная улыбка:

– Салют, compadre.

– Салют, – Рауль ткнул пальцем в учетный монитор, подтверждая свое присутствие на работе. – Как дела?

– Отлично. Давление в насосах в норме. Циклы идут, как положено. Да…, – Густаво почесал затылок. – У нас что-то слишком много осветителей вышло из строя. Глянь картинку.

Рауль посмотрел на функциональную схему и присвистнул. Ничего себе – «слишком много»! Да их просто полным полно! Наверняка Густаво всю смену бездельничал и даже не думал лазить на верхотуру, менять лампочки. Но скандалить не стоило. Он, кроме всего прочего, еще и бригадир отсека. В его ведении раздел премиального фонда от которого Раулю и так достаются крохи. Начальник бригады отношение к работе имел философское и старался, чтобы он и работа пересекались как можно реже. А служебным положением пользовался с глубокой и трогательной верой в собственную исключительность. Обид и свар не прощал. Жил легко, словом. Играючи. Рука Густаво уже поднесенная к размыкателю шлюза, вдруг отдернулась.

– Рауль, у тебя есть какие-нибудь планы на завтра?

– Вроде бы нет. Ничего особенного. А что?

– Да мы с ребятами задумали сгонять в Сектор Танго, покататься на тротуарах, на народ отдыхающий поглазеть. Завтра играют матч по сквошу на Кубок Орбитала. Наши будут биться с Омахой. Сходить хотели…

– И?

– Ты не сможешь подменить Бруно?

Рауль вздохнул. Шестнадцать часов вахты. Не шутки. Но ему отчаянно нужны деньги. Колебаться нечего.

– Без проблем. И Густаво…

– Чего?

– Моя лояльность к бригаде найдет свое отражение в премии?

Начальник покровительственно похлопал Рауля по плечу. Для этого ему почти пришлось подняться на цыпочки:

– Ну, конечно, compadre. No te preocupes! Расслабься! Я тебя не забуду, вот увидишь.

«Врет, – с ненавистью подумал Рауль, глядя на сходящиеся за спиной Густаво дверные створки. – Бесстыже врет. Как обычно».

Он вышел в необъятный зал воспроизводства. Десятки тысяч тонн хлореллы, одноклеточной водоросли продуцирующей кислород, нежились под яркими лучами бесчисленных осветителей. Иногда включались насосы циркуляции, поверхность начинала вибрировать под невидимыми глазу лопастями, зеленые груды перемешивались, подставляя искусственным солнцам мириады своих собратьев. Фильтры под потолком ежечасно пропускали сквозь себя потоки обогащенного кислородом воздуха. Отводные трубы заглатывали сотни тонн биоматериала, который после просушки в виде брикетов передавался на завод пищевых рационов. Там у хлореллы разрушали клеточную стенку не усваиваемую человеческим организмом и освобождали драгоценные питательные частицы шедшие в дальнейшую переработку. Рауль размял кости, угнездил на носу светозащитные очки и поплелся к подножию винтовой лестницы. Нужно было взбираться наверх, менять перегоревшие лампочки. Впереди лежало шестнадцать часов изнурительного, монотонного труда.

Две трети суток спустя, он, полумертвый от усталости, загрузился в свой индивидуальный бокс и тяжело плюхнулся на пластиковую тумбочку у дверей, служившую одновременно табуретом. Подошвы ног горели огнем. Он отстегнул тяжелые ботинки, и его полосатые носки сразу взлетели на полметра от пола.