Тимур Максютов - Авель, брат мой (сборник)

Шамиль прищурил замаслившиеся глаза, согласился:

– А то! Мы же легион. Так, смотри, – сказал, протягивая обшарпанный планшет, – вот так включаешь мониторинг разведывательных датчиков. Это инфракрасный канал, это радиолокационный. Оставляем вам ещё два тяжёлых миномёта и «мальвину». Мы уходим налегке.

Бондарь поразился:

– А за что такая щедрость? У меня такой аппаратуры разведки в жизни не было, а за «мальвину» особое спасибо. Я её только на картинке видел.

Чеченец внимательно поглядел на капитана. Проговорил медленно, воюя с заплетающимся языком:

– Вижу, ты вояка старый. К «сфинктерам» стучать не побежишь.

– Обижаешь, – хмыкнул Бондарь. – Мне Служба фронтовой контрразведки тоже крови попила. Два раза пытались под трибунал подвести.

– Короче так, русский. Мы сваливаем домой. Ваххабиты Грозный взяли, отбивать будем.

– Как это – домой? – вытаращил глаза ротный. – Кто же вас отпустит?

– Неправильно ставишь вопрос, уася, – хохотнул бородатый. – «Кто же нас остановит» – так правильно будет сказать. Весь легион снимается с фронта и уходит. Пока не знаю, как будем горючку по дороге доставать. Говорят, за Тверью вообще бардак, пустыня. Сейчас такие времена, брат, – каждый сам за себя. Вон, татары отделились, границу перекопали. Слышал, уже успели с башкирами и мордвой сцепиться.

Бондарь промолчал. Погладил подаренный планшет, начал водить заскорузлым пальцем. Ахнул:

– Фигня какая-то, тепловизионное сканирование показывает отсутствие людей на позициях противника.

– Ага, мы уже на это покупались. Я увидел, поднял своих, пошли пустые траншеи занимать. Хотел уже дырку под орденок сверлить, – оскалился Шамиль, – а чуть в башку дырку не получил. Мы подошли – они как начали шпарить огнемётами. До сих пор запах горелого мяса помню. Наверное, какие-то хитрые помехи ставят, что их не разглядеть аппаратурой.

Шамиль разлил. Выпили, не чокаясь.

– Ладно, удачи тебе, пехота. И выжить. А мы всё, валим. Не наша эта война.

Капитан посмотрел в спину уходящего бородача в роскошном «снеговике». Пробормотал:

– Можно подумать, что эта война – моя.

– И сразу за артналётом выдвигайтесь. Танки-то приданные в порядке?

– Чего им будет, они железные, – буркнул ротный. – Звена «журавлей» мало. Надо хотя бы десяток дронов для обработки переднего края. Положу пацанов зазря. Не нравится мне тут, странно как-то, неуютно.

– Так, тля, не курорт. Неуютно ему, ишь ты! Сам же говоришь, что контакта с противником нет. Может, они ушли давно. Чего-то ты кислый, Бондарь. Отставить нытьё и сомнения, выполняй боевую задачу!

Полковник на экране сплюнул и отключился. Бондарь нахмурился, достал сигарету. Хорошо, что не стал рассказывать про то, как две разведгруппы не вернулись, исчезли. И про призрака, которого видела вся рота. Человек в белой одежде, похожей на зимний маскхалат, подошёл к окопам, не обращая внимания на пролетающие сквозь него трассеры. Поглядел в глаза ротному, покачал головой. И растаял в воздухе.

Капитан вышел из блиндажа. Прислушался к тихому разговору дозорных:

– …лицо словно светилось! Я сразу икону Спасителя вспомнил.

Это сказал Студент, штрафной из Питера. Ему ответил Кот, бывший оператор дрона:

– Да успокойся, глюки это были. Массовая галлюцинация. Америкосы ещё не такое выдумают, у них всякой аппаратуры навалом.

– Не знаю, враги бы чудовищ каких-нибудь изобразили, чтобы нас испугать. А тут какой смысл?

– У войны один смысл – полное его отсутствие.

Капитан гаркнул вполголоса:

– Эй, на бруствере! А ну, заткнулись оба! Ночью ваш трёп за полкилометра слышно.

Докурил, вернулся в блиндаж. Лёг на самодельный топчан, уставился в закопчённый потолок. Хмыкнул: хорошо сказал Котков.

У войны один смысл – полное его отсутствие.

До времени «Ч» оставалось три часа, и случившееся заставило капитана занервничать. Вызвал Батырова:

– Вот, смотри. В развалинах этих, пять километров на север, аппаратура засекла тепловое излучение. – Капитан ткнул пальцем в планшет. – Это здание. Целое, почему-то. Вокруг одни обломки, а оно стоит. И людей показывает, видишь?

Рамиль, скалясь, вгляделся в горящие белым нейтральным цветом точки:

– Двое, вроде.

– Да, сейчас двое, а полчаса назад было штук восемь. Наверное, в подвал ушли. Короче, берёшь двух бойцов и шпаришь туда. У нас атака через три часа, а тут на фланге непонятно что. Погляди, словом. И прекрати лыбиться, раздражает.

Капрал растянул рот в ухмылке:

– Есть отставить лыбиться! Возьму Кота и Студента. Разрешите идти?

– А ты ещё здесь, что ли? Бегом давай, боец.

Батыров не уходил, переминался с ноги на ногу.

– Вы это, товарищ капитан. Браслетик-то свой проверьте. Нас отключите, а то на километр отойдём – и кирдык.

Бондарь засмеялся:

– Что, капрал, страшно? Иди с богом. Проверял только что.

Капитан посмотрел вслед Рамилю и задумчиво почесал лоб. Не мог вспомнить, отключал ли от контроля пропавшие разведгруппы.

– Странно. Красный крест на крыше. Лазарет какой, что ли?

Рамиль опустил визор, обрадовался:

– Сейчас туда придём, а там медсестрички сисястые, спиртяшка, колёса! Закатимся, гульнём, и в жопу эту атаку. Пошли, бойцы. Только тихо, под ноги смотреть. Мало ли, вдруг растяжки… Увидите что-нибудь шевелящееся – стреляйте первыми. Потому что наши все сзади остались, а здесь могут быть только чужие.

– Я не буду стрелять, – тихо сказал Денис.

– Что ты там пискнул, эмбрион?

– Я говорю, что не буду стрелять. Убивать грешно. А убивать всех подряд, не глядя, – ещё и идиотизм.

Рамиль подошёл, улыбаясь. Врезал прикладом в грудь, свалил на землю. Начал с наслаждением пинать, приговаривая:

– Какая радость, у нас тут свой христосик объявился. Сейчас крыс наловим, апостолами назначим и побежим на речку, по воде гулять.

Котков уходил, не оглядываясь, морщась при каждом хеканьи капрала. Приближающееся здание белело кругом с красным крестом внутри. Картина была странной, неприятно знакомой, но Кот не мог вспомнить – откуда.

– Эй, нас подожди! – крикнул за спиной догоняющий Батыров.

За ним плёлся Волконский, размазывая кровь по лицу.

Сергей неохотно убрал палец со спускового крючка, готовый немедленно открыть огонь. В ушах нарастал звон, будто комар пищал, приближаясь, становясь огромным и опасным. Задрал голову, прищурился: со стороны солнца летел дрон.

– Ну чего, авиатор, – спросил капрал, – слабо определить, что за птичка? Наша хоть?

– Делов-то! Китайский «журавль», я таким рулил.

Батыров поднёс к глазам визор, оскалился:

– Ага, наши звёзды вижу. И зелёные треугольники.

– Дай-ка, – Котков выхватил прибор, всмотрелся. – Точно! Это моего полка обозначение. Кто-то из ребят.