Тимур Максютов - Авель, брат мой (сборник)

После такого в живых там никого не могло остаться. Цепь поднялась, вдавив до упора спусковые крючки дрожащих от злости автоматов, зарычала:

– Ы-ы-ра!

И тут же вражеский бруствер осветился вспышками ответного огня в упор, полетели гранаты. Пехотинцы падали, крича уже от боли и ужаса, вываливая внутренности в грязь.

Над позицией противника вспухло золотистое облако, выбрасывая струи маслянистого тумана.

Кто-то заорал:

– Жёлтая отрава!

Бежали без всякой команды, оставив раненых, бросая тяжёлые ранцы с боекомплектом.

Скатились в свою траншею, тяжело дыша. Бондарь выматерился, прокричал:

– Командирам отделений – доложить о наличии личного состава!

Потом, выслушав доклады, возился с браслетом, выключая отсутствующих.

– Раненых добиваете, товарищ капитан? – оскалился Батыров.

– Дурак ты, капрал. Я под Волгоградом видел, что с нашими ранеными бывает. Обратно высоту отбили, а там они лежат – с собственными отрезанными причиндалами во рту. Уж лучше я их, чем эти.

Небо раскололось, завыло ответным артиллерийским ударом. Первым же взрывом завалило целое отделение, уцелевшие поползли в блиндажи, забились в щели.

Скрючившись в позах эмбрионов, вздрагивали вместе с трясущейся от взрывов землёй. Из всех молитв и слов осталось в голове лишь одно – «мамочка».

Потом стало невозможно тихо. Только с шипением из перевёрнутой взрывом «мальвины» испарялся в небо фреон, расплываясь золотистым облаком.

Сергей с ужасом смотрел на обнажившуюся от сотрясений стенку окопа. Жёлтые кости с застрявшими в них кремниевыми наконечниками стрел соседствовали с ржавыми багинетами наполеоновских времён и дырявыми касками Второй мировой.

Рамиль, отряхивая пласты навалившейся грязи, спросил у Дениса:

– Где твой автомат, чмо?

Волконский поглядел прозрачными глазами и улыбнулся:

– Я не буду стрелять. И ты ничего с этим не поделаешь, капрал. Про это поле писали в апокрифах, это Поле Выбора. Тысячи лет люди пытаются доказать Богу, что он зря дал нам разум. Тысячи лет сжигают, рвут, взрывают себя. Всё это время Бог терпел, верил и ждал. Но чаша уже полна.

Сержант зло проворчал:

– Отстань от убогого, Батыров. Валить надо отсюда бегом.

– Ага, валить. До леса не добежим, браслетик догонит. Будем лежать синие под небом голубым.

– Пошли, – просто сказал сержант.

Выволокли из полуобвалившегося блиндажа капитана. Придавили к земле, навалились на руки, не давая достать пистолет.

– Идиоты, – прохрипел капитан, – попытаетесь содрать браслет – сдохнете.

– А зачем сдирать? – улыбнулся Батыров и ударил саперной лопаткой по руке ротного.

Ротный заревел, как животное. Захлёбываясь, попросил:

– Суки, хоть блокаду вколите мне, садисты.

Рамиль, скалясь, продолжал рубить кость, протирая глаза от фонтанирующей крови. Закончил, снял с отрубленной кисти браслет, аккуратно положил на бруствер. Отошёл, стащил с пояса флягу. Полил в ладонь, плеснул в улыбающееся лицо.

Денис подполз к обмякшему капитану, наложил на обрубок самозатягивающийся жгут. Вытащил аптечку, выбрал нужный шприц-тюбик, вколол ротному прямо сквозь обгоревший камуфляж.

Сержант взвыл, схватил с бруствера браслет, бросил на землю, разбил выстрелом из автомата, добавил каблуком, крича:

– Всё, свобода! Свобода, братцы! Мы не мясо, мы – люди!

Рамиль обернулся. С лица сползла улыбка. Медленно произнёс:

– Что. Ты. Делаешь, придурок? Браслет нельзя разрушать. Чипы срабатывают. При потере сигнала.

Засипел, схватился за горло.

Вторая рота извивалась на дне траншеи, пытаясь втянуть в лёгкие хотя бы молекулу воздуха.

– Прости меня, родная! Я не знал, что ты в том доме. Я так тосковал по тебе.

Татьяна улыбнулась, тряхнула золотой копной:

– Серёжка, я тебя давно простила. Главное, чтобы ты сам всё понял.

– Но теперь-то мы навсегда вместе?

Жена прикусила розовую губку. Покачала головой:

– Нет, любимый. Не сейчас. Ты ведь ещё не сделал главного.

Воняющая железом вода текла на лицо. Сергей очнулся, с хрипом втянул воздух в пустые лёгкие. Сел. Глянул на Дениса, спросил:

– Как ты сумел? Как вытащил чип?

– Очень просто, – пожал плечами Студент, завинчивая пробку фляжки. – Ничего я не вынимал. Никакая электроника не сильнее человека. Это ведь мой дыхательный центр. А у тебя – твой.

Повернулся к бледному капитану и продолжил рассказ:

– У Адама и Евы был один сын. Один, а не два. В каждом есть и Каин, и Авель. И кем из них двоих быть, зависит только от тебя самого. Ни твой шлем, ни «мальвина» не ошибались – на этом Поле были исключительно чужие.

Помог Бондарю подняться. Выкарабкались из траншеи. На равнине догорали шесть танков – по три с каждой стороны, словно откопированные.

– Я понял, – просиял Сергей, – все наши враги – в зеркале. Чтобы остановить войну, надо перестать стрелять.

– Да, надо перестать стрелять. В себя, – согласился Денис.

Ободряюще сказал капитану:

– Твой ход, ротный.

Бондарь кивнул. Скинул с плеча автомат. Вытащил и уронил на землю пистолет. Неловко, помогая обрубком, расстегнул разгрузку. Снял с себя обгоревшие лохмотья камуфляжной куртки – блеснули чёрные карбоновые рёбра.

Они шли через Поле. По пропитанной кровью грязи, по костям бесчисленных воинств, мимо рассыпающихся в прах бронзовых колесниц, ржавых «тигров» и обгоревших «абрамсов».

Когда до траншеи оставалось метров тридцать, ротный остановился и тихо позвал:

– Я жду тебя, Брат. Я пришёл без оружия.

На бруствер поднялся человек с голой грудью, перечёркнутой чёрными карбоновыми рёбрами. Приветливо махнул обрубком руки и пошёл навстречу.

Январь 2015 г.

– Какого буя?! Зачем мне эта пигалица на борту?

Урмас ревёт, как пробитая дюза. Представьте себе двухметрового викинга с темпераментом кавказца и нервными пальцами скрипача – получится Урмас. Лучший пилот и скандалист Учебной базы.

У девчонки слёзы навернулись, розовым носиком хлюпает. Волосики разноцветными перьями торчат.

Петя-навигатор промолвил успокаивающе:

– Не шуми, командир. Дитё напугал. Тебя как зовут, чудесное создание?

– Фаня, – улыбнулась, смаргивая влагу с ресниц. – Я специалист по оранжереям.

– Тьфу! – сплюнул Урмас. – Девка в экипаже – к несчастью.

Таня Ли хмыкнула. Короткие чёрные волосы, дипломы планетолога и астрофизика. И светлая голова. Спросила риторически:

– А меня, командир, ты парнем считаешь?

Бортинженер Лёня продолжил невозмутимо ковырять неразлучной отвёрткой сдохший датчик. У него все карманы набиты подобным барахлом.

– Приказ ясный, – резюмировал дежурный. – Отправляетесь на дальний пост, на «Сторожку». Связи нет давно, разберётесь, отремонтируете. Катер ждёт у третьего люка.