Андрей Мансуров - «Опять дурацкие вампиры!..»

Она положила поднос на стол сбоку, попыталась меня приподнять, чтобы я, значит, мог сесть и покушать – покрутила что-то сбоку постели, ну та и встала – как бы углом. Согласен. Есть надо. Сел я. Нормально, вроде. Подставила она мне всё на откидной такой столик, и стал я есть.

Ем это я, а сам прочухиваю потихоньку её мысли.

И были они просты, словно коровье мычание. Пусть не обижается – это не оскорбление, а просто констатация факта…

Больше всего её занимало сейчас, как бы скопить на нижнее бельё, кружевное такое, дорогое, чтобы, значит, выглядеть пособлазнительней. Чтобы, значит, симпатичный медбрат с третьего этажа, Хулио этот поганый, на следующем дежурстве не ушёл в отделение интенсивной терапии к проклятой стерве Изабель, кобель он этакий!..

А ещё… Воспоминания и ощущения от последнего их свидания.

И должен признаться, скромности мне не хватало никогда – я залез поглубже, и хлебнул этих самых воспоминаний и ощущений по полной.

Чёрт подери…

Не так уж плохо. Женщинам, оказывается, доступно ощущать та-а-акое … Хотя я бы с ними не поменялся всё равно – пусть хоть у чёртова медбрата и девять дюймов. Я ел, а девушка словно бы отключилась от реальности, и как-то замерла, застыла в странной позе. И я понял – это я виноват. Заставил, не знаю уж как, но, наверное, своим любопытством и желанием, словно бы воспроизвести заново всю сцену их близости.

Вот тогда я и испугался. Немного.

Получается, я могу не только считывать мысли, оставаясь совершенно нечуемым, но и влиять на эти самые мысли, воспоминания, а возможно, и поступки других людей. Управлять ими, так сказать. А имею ли я право?..

Мамочка всегда учила, что все должны быть свободны. И давить, бить, или принуждать, или приказывать кому-то сделать что-то плохое другим людям – страшный грех.

Я примерно так и сам считал. На то и свобода…

Но когда я думал…

Я ещё не осознал даже полностью всех своих возможностей, но одно было конкретно ясно: если кто и может влиять теперь на людей, и узнавать всю их подноготную – так это я! И мне, вроде, начинало это – такая моя способность, сила! – нравиться.

Ну, девушку я отпустил, приказав ей забыть о том, что она только что вновь пережила – по моему желанию. Попробовал переключиться на еду.

Завтрак шёл у меня как-то медленно, и словно бы нехотя. Еда была вкусной, свежей – я это чуял. Но никакого удовольствия она мне не приносила. Словно жуёшь и продукты, вроде… А вкус всё равно – как у картона!..

А самое странное – я не ощущал от еды… как бы это правильно сказать.

Насыщения.

Ну, то есть, желудок наполнялся, а вот чувство лёгкого голода как-то не проходило. Ну и ладно, тогда я над этим не задумывался особенно – главное, поел наконец! – хватало и других проблем. Например, трудно было держать все каналы, по которым ко мне приходили мысли других людей, под контролем, чтобы выделить самые… э-э… интересные, что ли… И смотреть сквозь стены.

Да, я обнаружил у себя и такую способность. Я, конечно, не видел по-настоящему того, что там было, но вот присутствие и местонахождение других людей, там, за стенами…

Я чувствовал. И кто где лежит или сидит, и куда двинулся. Ну и, ясное дело, что он при этом думает. Я чувствовал себя… как бы и в их теле – когда хотел этого. И когда я туда… как бы вселялся – я видел всё окружающее их глазами. Через их зрение.

Особенно чётко мне становилось всё видно и понятно, когда я закрывал глаза – тогда их окружающий мир был виден очень отчётливо, а не как сквозь мутное стекло… ну, или, словно, как бывает, когда смотришь сквозь стекло с затемнением – видно и сквозь, и то, что сзади него – частично отражаясь.

Хм. Рассказать, что и как я чувствовал и видел на самом деле, очень трудно – в людском лексиконе и слов-то таких нет, и понятий… Но я знал одно – пока я не должен никому показывать того, на что я стал способен. Так что я сказал своей медсестре, что больше съесть не могу, и попросился снова лечь. Прикинулся, словом, что совсем выбился из сил от сидения и жевания. Ну, она меня и положила. Я вздохнул, облегчённо так, словно подушка для меня – райские кущи, и закрыл глаза. Сделал вид, что заснул. Засопел, расслабил мышцы. Хотел, чтоб никто, стало быть, не мешал думать.

Теперь я мог… как бы это объяснить… гораздо свободней и дальше посылать свои глаза со слухом, и с этой новой моей способностью читать мысли на любом языке, к любому человеку, в любое место этого здания. Может, можно и нужно их – эти новые способности – как-то тренировать?..

Я прошёлся по палатам – не бегло и осторожно, как вначале, а теперь уже основательно и капитально: останавливаясь, если было любопытно. Правда, ничего ст о ящего не обнаружил: все думали только о болячках, стоимости их лечения, родственниках, и своих собственных проблемах – начиная от «поковырять бы сейчас в зубах, да зубочистки нет», до – «Проклятая шлюха! Выйду – точно убью!». Нашёл, правда, одного старичка, который в тайнике притырил от сынули и его стервы-жены приличную сумму, и теперь думал, как же её, эту сумму, забрать-то, пока не окочурился… Я на всякий случай запомнил место, где лежали деньги. Мало ли…

Затем взялся за врачей. И здесь ничего особо интересного. Вот разве что выяснилось, что как раз меньше всего эти самые Эскулапы с Гиппократом в кармане думают о своих пациентах, или о том, как их вылечить. Половину вообще интересовали только бытовые, так сказать, проблемы – типа, где взять денег на любовницу, или новый автомобиль, или как жене морду набить, чтоб не смотрела телик, ни хрена по дому не делая, пока он на дежурстве!

Короче – здесь и вправду, как в латино-американских сериалах, никого дело и работа не интересовали: все жили словно только для… э-э… чувственных удовольствий. И о будущем почти не задумывались. Словом – одним днём… Сегодняшним!

Ну и ладно, местный менталитет меня не слишком интересовал – постольку-поскольку…

А вот очень меня заинтересовал мозг моего спутника-охранника.

Нашёл я его очень просто – захотел, и сразу словно перенёсся в номер дешёвенькой гостиницы, где он квартировал, пока я, типа, лечился. Пришлось его даже мысленно разбудить, чтобы покопаться в его воспоминаниях получше – а то всё представлялось сплошным каким-то пчелиным ульем: гудит, мечется, и кроме суетливого мельтешения ничего не видно… Само-собой, я теперь был осторожен – почуять меня он не мог.

Ага. Кое-что начало проясняться. Впрочем, разве я чего-то такого и не ждал?!

Чёртов проект, в котором нас всех заставили поучаствовать, назывался «Троюродный дядя». Что ж. Название ничуть не хуже других.

И был он, этот проект, совершенно секретен, отлично оснащён, и санкционирован с самого верха. Ну, то есть, это так представлялось моему капралу (хотя никакой он был не капрал, а старший агент Салливан): откуда– то из соответствующих инстанций был получен соответствующий приказ… Но, естественно, сам агент Салливан этот приказ не читал. А читал его, и был, соответственно, в курсах, Лесли. Который вовсе никакой не сержант, а подполковник из того же Лэнгли.