Андрей Мансуров - «Опять дурацкие вампиры!..»

Температура полезла, и задыхаться я начал. Вырвало меня кислятиной какой-то. И сполз я со стула куда-то прямо на пол…

Плохо помню, что было дальше. И Нед, всё что-то мне вкалывающий, да «абсцесс» на шее через «дренаж» пытающийся вывести, ничего сделать не может: ситуация – ну прямо как с бедолагой поваром! Сами понимаете, оптимизма я особого не испытывал. Тогда МакАллистер и вызвал по рации частный вертолёт, и меня с одним из наиболее сознательных охранников, универсальной кредиткой, и пачкой наличных денег отправили прямо в Гватемалу, в их лучший госпиталь. Ничего этого я уже не помню – отключился. В вертолёте, вроде, ещё раз вырвало меня… Или нет?..

Честно: не помню. Провалился в чёрную вату…

В себя я пришёл уже только там, в госпитале.

Всё как в тумане плывёт, и все лопочут что-то по-испански, и сестра, и врач, а я лежу, моргаю на них – баран-бараном, а вот родного-то языка так и не выучил. Мамочка всегда общалась с нами только на английском – чтобы, значит, произношение не испортило нам карьеры – не знаю уж, какую карьеру она имела в виду…

Ну, потом пришёл в палату мой заспанный провожатый, рассказал – что да как.

Оказывается, делали мне даже две операции, чтобы удалить абсцесс, и ещё какую-то фигню, которая вылезла после его удаления… Что без сознания я провалялся двое суток. Что была у меня даже клиническая смерть – все уж думали, что я присоединюсь к повару.

Не присоединился. Честно говоря, чувствовал я себя не так уж плохо, только радио всё время мешало – и думать и слушать. А когда я попросил сделать его тише, или выключить, все только переглядывались. Может, подумали, что у меня не всё, типа, в порядке с головой-то, глюки начались. Ну, я и заткнулся. Ладно. Тогда, в первый-то день, я и сам ничего толком не понял. Да и голова сильно кружилась… Почти сразу снова заснул.

Проснулся ночью. Вокруг – тишина. Лежу в палате один, подключён к каким-то аппаратам. Похоже, искусственного кровообращения. Ладно, шут с ним. Значит, так надо. Помогают они, аппараты эти.

Потому что чувствую я себя – отлично.

Ну, то есть, действительно – отлично. Голова ясная. Дышится легко. И даже есть не хочется, хотя не ел три дня…

Но удивило меня другое. В палате совсем темно, даже окно занавешено, только пара-тройка лампочек светятся на каком-то приборе, а я всё отлично вижу. И когда оглядываюсь – словно у меня глаза сблокированы с фонарём каким: все углы, куда ни посмотришь – ярко освещаются, и видно всё: ну то есть правда – всё: до мельчайших подробностей!

Я закрыл глаза, полежал, подумал. Попробовал ещё раз – и точно: вижу в темноте, наверное, похлеще кошки. И такие детали и мелочи, что видны, наверное, только каким-нибудь беркутам, или, там, грифам…

Я понял, что дело в этом чёртовом укусе – что-то… странное, наверное, этот гад москит мне всё же впрыснул. Оно и чуть не убило меня, и сейчас, судя по работающим аппаратам, ещё действует. Может, когда их отключат, всё и пройдёт?.. Однако я шуметь, или звать кого не стал. Думаю себе, как бы по наивности не брякнуть лишнего – а то замучают исследованиями дурацкими, как какой-нибудь медицинский феномен, или с работы попрут. А мне такой… Хм. Дар – очень даже может пригодиться в работе-то.

Ведь внутрь некоторых наших «ящиков» с фонарём-то не очень пролезешь, а у меня будет свой – встроенный, так сказать!.. Да ведь такая штука может и не только работе помочь… Интересная штука. Словом, я почти полночи тренировался, если можно так сказать про стрельбу глазами, и навострился так регулировать зрение, что нужный мне предмет, или место, как бы подплывало ко мне, и освещалось так, словно в съёмочном павильоне какой-нибудь киностудии! Мне понравилось.

А перед рассветом я ещё поспал. Хотя и не устал совсем – а так, вроде, как про запас. Это оказалось просто: приказал себе заснуть – и заснул!

Утром стало опять донимать радио. Ну, не совсем радио, а как бы это получше объяснить… Было такое ощущение, словно где-то на пределе чувствительности слуха работают сразу несколько радиостанций, или каналов, и по всем передают речь – не то дикторов, не то комментаторов – как от футбола… Ну, разумеется, всё идёт на испанском, и на каких-то индейских диалектах: ни слова не понять. Однако я обнаружил, что усилием воли могу глушить их. Ну, радиостанции то есть. Вот и хорошо. Я от них отстроился.

Стало скучно. Решил ещё поспать – лежать, и чувствовать себя здоровым было приятно.

Проснулся от того, что к моей двери приблизились шаги человека – и я как-то внутри увидел, что это – ко мне. И точно. Зашёл давешний невысокий доктор, и сразу стал что-то говорить. Я смотрю на него в оба глаза, и ничегошеньки в ситуации не прочухиваю: губы-то у него – не шевелятся ! Да что же это такое?!..

И ещё меня поразило – испанского-то я так и не знаю, а тут просто, про себя, захотел – узнать, о чём же речь-то идёт, и на тебе: словно кто-то переключатель какой нажал – суть мне понятна. А он мне улыбается, поздоровался – уже вслух! – вежливо так.

Ну, я тоже в ответ улыбаюсь, киваю, как дебил бессловесный, а сам уже прекрасно всё понимаю – он думает .

И я его мысли читаю.

А думает он совсем не то, что пытается мне передать в улыбке и бодром голосом.

Вот, проходит он к самому большому аппарату, и начинает что-то там высматривать, а я себе осмысливаю.

Общий смысл того, что я у него высмотрел, сводился к следующему.

С того света они меня вытащить-то вытащили, а вот теперь никаких гарантий того, что я буду жить, если меня хоть на пару часов отключить от чёртовой искусственной печени и почек, у них нету. Кровь, вроде, всё время получает какой-то – не то яд, не то – наркотик. А локализовать, откуда он идёт, или где в самом организме вырабатывается, никак не удаётся. Как и – главное! – противоядие подобрать.

И если постоянно не пропускать этот мой кровоток через очищающую заместо печени и почек, систему, и не вводить мне всё время новую кровь из их запасов, то… Н-да.

Так что если и есть у них в госпитале заноза, как говорится, в заднице, так это ваш покорный слуга. И наилучший кандидат в покойнички – опять же я. И не одно, зараза такая, местное светило, не может мне помочь, и разобраться, в чём там, у меня в организме, дело. И донорской крови мне вогнали уже литров семь. И – без толку.

И ещё я понял – никакое это не радио у меня в голове. И управлять им я могу так же, как своим новым ночным зрением: избирательно и направленно: это я читаю мысли других людей здесь, рядом со мной – пациентов и медработников. В соседних палатах и даже на других этажах.

Я промолчал. С доктором вежливо только поздоровался. На английском. Потом и спасибо ему сказал. За то, что я жив, и они со мной возятся.

Он, судя по его мыслям-то, вроде, понял, поулыбался. Ушёл, пожелав мне скорейшего, как говорится… Потом пришла медсестра с подносом. Там был завтрак. Она тоже поулыбалась, поздоровалась, ну и я тоже в ответ поулыбался, поздоровался.