Анастасия Баталова - Дети богини Кали

– Привет, – сказала Кора весело, и, как ей самой показалось, чуточку глуповато.

– Здравствуйте, – ответил Макс, удивлённо оглядывая незнакомую девушку в военной форме.

– Не узнаешь? – поторопила она.

– Корнелла? – с сомнением в голосе пробормотал Макс. И присмотрелся, и признал, и просиял невинной радостью. Он нисколько не изменился, всё такой же трогательно нескладный, ушастый, голубоглазый. Только Кора выросла и смотрела на него теперь прямо – глаза в глаза.

– Ну наконец-то! Давай, что ли, обнимемся после долгой разлуки! – воскликнула она с напускным задором и весьма бесцеремонно схватила Макса, смачно облапив его спину своими большими руками.

– Пойдём в дом, – тихо сказал он, мягко, но решительно отстраняясь, – ты, наверное, устала с дороги.

В гостиной накрыли чай. Горничный, как и предчувствовала Кора, оказался симпатичный, не старше двадцати, в опрятном белом передничке, правда без волана, который рисовало ею воображение. Он расставлял тонкие фарфоровые чашки аккуратными внимательными пальцами. Наливал заварку из небольшого чайника с элегантно изогнутым носиком. Потом деликатно удалился, оставив господина наедине с гостьей. За чаепитием немного поговорили про фронт, про политическую ситуацию и ещё о чём-то не слишком значительным, поговорили поверхностно, как полузнакомые на трамвайной остановке.

Наклонив чашку, Кора разглядывала чаинки, налипшие на края. Открылась дверь, и в гостиную вошёл другой молодой мужчина, по-видимому, нянь, с годовалым ребенком на руках.

– Он плачет, господин Макс, не переставая, зубик, наверное, опять лезет, может, вы попробуете сами его успокоить? Папины руки всё-таки милее…

Из-за двери выглядывал еще один ребенок. Девочка.

– Верне, иди в детскую, – строго сказал ей Макс, а годовичка взял от няня, умело и бережно. Ребенок сразу прижался к нему, засопел довольно.

Девочку увел тем временем куда-то мальчишка постарше, лет тринадцати, очень красивый, тоненький, кудрявый, но совсем непохожий… Приёмный? Любопытство мучило Кору, но спросить она стеснялась.

– А где Ванда?

Младенец, сидя на руках у Макса, увлеченно сосал большой палец. У него изо рта сбоку свисала длинная ниточка прозрачной слюны.

– Она уехала на международный симпозиум, посвященный вопросам развития общества.

– Надолго?

– На четыре дня. Вчера я проводил ее в аэропорт.

Макс качал ребенка, уложив его на руки словно в люльку. Он расхаживал с ним по комнате, время от времени нашёптывая что-то ласковое. Кора ощущала лёгкую неловкость от того, что ей пришлось стать свидетелем столь интимной домашней сцены.

– Не хочешь прогуляться?

– Куда?

– Ну…эм… в парк. Или в кафе посидеть.

Младенец от покачивания на руках быстро уснул. Нажатием кнопки на столе Макс вызвал няня.

– Да вы прямо волшебник, – войдя, шёпотом воскликнул тот с нескрываемым восхищением, – я три часа не мог его уложить…

Макс шепотом дал няню какие-то указания, по-видимому, на счёт ребенка, осторожно, чтобы не разбудить, отнёс его наверх и положил в кроватку.

Пока он отсутствовал, Кора осмотрела гостиную и выглянула в коридор. За одной из закрытых дверей со стеклянным витражом в нежных пастельных тонах кто-то стоял. Она поняла это по легкой тени, метнувшейся по витражу. Ребенок, наверное. Подумала так, и тут же забыла об этом.

Вернулся Макс.

– Можно и прогуляться немного, – сказал он.

Когда они выходили, дверь с витражом чуть приоткрылась, и Кора успела разглядеть стоящего за нею человека. Это был очень красивый мужчина, высокий, с удивительно изящными, благородными чертами лица – мелко вьющиеся волосы шикарной копной топорщились у него на голове – но несмотря на красоту, что-то печальное, болезненное читалось во всем его облике. Точно тёмная печать лежала на его высоком бледном челе.

– А кто это там, за дверью? – спросила Кора у Макса, когда они вышли из дома.

– Джонни. Старший муж Ванды, – ответил он буднично.

– В смысле?

– Ну… Как бы тебе объяснить покороче… Религия той страны, где родилась Ванда, позволяет женщине иметь несколько мужчин, и все они считаются законными мужьями…

– Но наша религия такого не допускает! И в нашей стране нет таких законов! – возмутилась Кора, – и как ты это унижение терпишь?

– Ты многого не знаешь о нас, – мягко возразил Макс, – не всё так просто… Ванда не взяла бы меня, если бы… Джонни серьёзно болен. В крови что-то, сложно называется, я не помню. За ним уход нужен, ему часто требуется моя помощь, особенно если у него приступы, бывает, носом или горлом как пойдёт кровь, и не останавливается… После этого он, обычно, несколько дней лежит, слабый совсем, как котенок. Я кормлю его с ложки и подкладываю подушки под спину, чтобы он мог садиться.

– Тот кудрявый мальчик – это его сын?

Макс кивнул.

– А девчушка?

– Верне моя дочь, – ответил он, улыбнувшись с тихой гордостью.

– Самый маленький ребенок тоже твой?

– Возможно, мой, а возможно – нет. Ванда ночует и в моей комнате, и в комнате Джонни, – пояснил Макс с лёгким смущением, – Она имеет право не говорить нам, чьих детей она носит и рожает, чтобы мы любили их всех как своих родных…

В небольшом летнем кафе Кора сразу же заказала виски с колой.

– Переварить твою жизнь без аперитива невозможно, – пояснила она полушутя-полусерьезно.

Макс заказал себе белый чай, блинчики с нежным крабовым суфле и листьями зеленого салата, графинчик свежевыжатого сока. Сразу же попросил рассчитать, вручив официанту платиновую карту. Коре, уже изрядно пьяной, бестолково вырывающей из пространства предметы неторопливым плавающим вниманием, бросились в глаза сведения о держателе карты – ряд выпуклых букв на её внешней стороне: «Vanda M. Anbrook».

– Ты всегда расплачиваешься её карточками?

– У меня своих просто нет. И у Джонни тоже. Все деньги в нашей семье зарабатывает Ванда.

– И она спокойно позволяет вам тратить сколько хотите?

– Ты совсем детские вопросы задаёшь, Кора. Наши отношения построены на взаимном доверии и уважении. Никому и в голову не придет эти простые и честные принципы нарушить.

Кора заказала себе ещё одну порцию виски с колой. Макс смотрел на неё укоризненно, но ничего не говорил.

– Как же ты всё-таки смирился с этим, ну, с Джонни…

– Со временем. Сначала, конечно, никак не мог привыкнуть, очень ревновал, первые три месяца после свадьбы не подпускал к себе Ванду…

– А потом?

– Она сказала мне, что Джонни скоро умрет. С его болезнью один шанс из тысячи прожить столько, сколько он уже прожил… И наш общий долг сделать так, чтобы последние свои дни он провёл в любви и радости. Она так убедительно тогда рассуждала, что я почувствовал – всё именно так, как она говорит, и просто не может быть иначе. А потом Ванда сделала такую вещь…даже не знаю, какими словами рассказать тебе об этом…