Нил Шустерман - Разделенные

Посетительница опускается на единственный в камере стул. Этим стулом Риса никогда не пользуется: он не приспособлен для инвалидов. Скорее, даже наоборот, он специально сконструирован так, чтобы Риса не могла им воспользоваться, как, впрочем, и все остальное в этой камере.

– Я надеюсь, с тобой здесь обращаются хорошо? – осведомляется гостья.

– Со мной вообще никак не обращаются. Просто игнорируют, и все.

– Тебя не игнорируют, – заверяет женщина. – Тебе дали время прийти в себя, побыть одной, подумать.

– Сомневаюсь, чтобы меня хоть на секунду оставляли наедине с собой. – Риса бросает взгляд на широкое настенное зеркало, за которым периодически мелькают какие-то тени. – Так я теперь вроде политзаключенной? – спрашивает она без обиняков. – Если вы не собираетесь меня пытать, какие у вас планы? Сгноите в тюрьме? Продадите пиратам? Ну, те части, что еще функционируют?

– Ничего подобного. Я пришла, чтобы помочь тебе. А ты, моя дорогая, должна помочь нам.

– Ой, что-то я сомневаюсь!

Риса откатывает свое кресло от гостьи, хотя укатиться далеко она, конечно, не может. Женщина не встает. Она вообще не двигается, просто сидит спокойно, как у себя дома. Риса хотела бы контролировать ситуацию, но ей не удается. Преимущество на стороне этой женщины с властным голосом.

– Меня зовут Роберта. Я представляю организацию, которая называется «Граждане за прогресс». Одна из наших целей – нести благо этому миру. Мы способствуем прогрессу науки и развитию свободного общества, а также занимаемся духовным просвещением.

– Какое отношение все это имеет ко мне?

Роберта улыбается и на секунду замолкает. Потом, все так же продолжая улыбаться, говорит:

– Я добьюсь снятия обвинений, которые против тебя выдвинули. Но, главное, я вытащу тебя из этого кресла и дам новый позвоночник.

Риса разворачивается к ней. В душе девушки кипят эмоции, в которых она не в силах разобраться.

– Ну, уж нет! Это мое право – отказаться от позвоночника разобранного подростка!

– Да, конечно, – невозмутимо говорит Роберта. – И тем не менее, я твердо уверена: скоро ты изменишь свое решение.

Риса скрещивает руки на груди. Ее убеждения непоколебимы, что бы Роберта ни думала.

На какое-то время о ней снова забывают, но, видно, тюремщики теряют терпение, потому что бойкот длится всего пару дней. И снова Роберта у Рисы в камере, и снова сидит на стуле, предназначенном для способных ходить самостоятельно. На этот раз в руках гостьи папка. Что в той папке, Рисе не видно.

– Ты подумала над моим предложением? – спрашивает Роберта.

– Мне незачем думать. Я уже ответила вам.

– Принципиальный отказ от позвоночника подростка – это очень благородно, – произносит Роберта. – Однако это свидетельствует о непродуктивном мышлении, затрудняющем адаптацию. Твои принципы никому не принесут пользы – ни тебе, ни нам.

– Я не собираюсь менять свое непродуктивное мышление, как не собираюсь и покидать свое кресло.

– Очень хорошо. Это твой выбор, я не вправе тебе в нем отказывать. – Роберта ерзает на стуле не то от раздражения, не то от предвкушения. – Со мной пришел кое-кто и хочет с тобой познакомиться, – говорит она, встает и открывает дверь.

Риса не сомневается: кто бы ни ждал в другой комнате, он наблюдал за беседой в одностороннее зеркало.

– Можешь войти, – говорит Роберта бодрым тоном.

В камеру осторожно входит юноша. На вид ему лет шестнадцать или что-то около того. У него разноцветная кожа, и волосы тоже окрашены полосками в разные цвета. Сначала Риса думает, что это какой-то экстремальный вид боди-арта, но вскоре понимает: дело в другом. С этим парнем что-то очень не так.

– Привет, – говорит он и нерешительно улыбается, обнажая ряд великолепных зубов. – Меня зовут Кам. Я очень ждал встречи с тобой, Риса.

Риса отшатывается, кресло врезается в стену. На нее словно обрушивается удар молнии: она понимает, кто стоит перед ней, и почему гость показался ей таким невероятно странным. Она вспоминает репортаж об этом создании. Ее трясет, по телу бегут мурашки. Если бы могла, она бы забилась в вентиляционное отверстие, лишь бы убежать от этого… этого…

– Уберите от меня эту гадость! Это отвратительно! Уберите его!

Ужас Рисы отражается на лице вошедшего, как в зеркале. Он тоже отшатывается и впечатывается спиной в стену.

– Все в порядке, Кам, – говорит Роберта. – Ты же знаешь, люди должны привыкнуть к тебе. Она тоже привыкнет.

Роберта пододвигает к нему стул, но Камом внезапно овладевает только одно желание – бежать. Так же, как хотела бы убежать Риса.

Риса впивается взглядом в Роберту, лишь бы не смотреть на Кама.

– Я сказала – уберите это отсюда!

– Я не «это», – произносит Кам.

Риса трясет головой. Она по-прежнему не хочет смотреть на него.

– Уберите это отсюда, или, клянусь, я голыми руками разорву эту тварь на все его ворованные куски!

Она старается не встречаться с ним взглядом, но не может удержаться и невольно скашивает глаза. Из украденных у кого-то слезных каналов «твари» катятся слезы, и это приводит Рису в неистовство.

– Кинжал в самое сердце, – говорит парень.

Рисе невдомек, о чем это он, и ей наплевать.

– Вон отсюда! – кричит она Роберте. – А его убейте, если у вас осталась хоть капля человечности.

Роберта холодно смотрит на нее, затем поворачивается к Каму:

– Можешь идти, Кам. Подожди меня в коридоре.

Кам, ссутулившись, выходит из камеры, Роберта закрывает за ним дверь. Вот теперь она дает волю гневу. Если Рисе и удалось чего-то добиться, то это вывести Роберту из себя.

– Как ты можешь быть такой жестокой! – восклицает Роберта.

– А вы – сущее чудовище, если создали этакую жуть!

– История рассудит, кто мы и что сделали. – Роберта кладет на стол лист бумаги. – Это соглашение. Подпиши его, и получишь новый позвоночник еще до конца этой недели.

Риса хватает листок, рвет в клочки и подбрасывает их в воздух. Роберта, должно быть, предвидела это, она вынимает из папки еще один точно такой же и кладет на стол.

– Ты вылечишься и попросишь прощения у Кама за то, как отвратительно обошлась с ним сегодня.

– Не в этой жизни! И ни в какой другой тоже!

Роберта улыбается, будто знает нечто, о чем Риса не догадывается.

– Посмотрим. Вполне возможно, ты переменишь мнение.

Она выходит, а документ и ручка остаются лежать на столе.

Риса долго не сводит глаз с листка бумаги. Она знает, что ни за что не подпишет соглашение, но страшно заинтригована. Почему для них так важно исцелить ее изломанное тело? На это может быть только один ответ: по какой-то причине она, Риса, чрезвычайно им нужна. Даже в самых смелых мечтах она не могла вообразить себе, что может быть настолько важной. Важной для обеих сторон.