Алексей Фоменко - Бесконечный Октябрь

Насса положил рюкзак на капот, с другого конца которого стоял я. В его теперь изредка подрагивающих толи от холода, толи от эмоций руках трясется винтовка. Позади него точно подобранный фон из тех же крупных снежных хлопьев в желтом свете.

На мои глаза стали наворачиваться горькие слёзы. Стоящая теперь перед ними картина настолько искренняя, что мне хочется оторвать от себя ту часть моего внутреннего мира, которая идеально подойдет для Насса и хоть как – то поможет ему найти в себе силы для прекращения внутреннего саморазрушения. Если бы только всё это было возможно…

Обычно Элия выходит навстречу каждому, едва расслышал шум подъехавшего автомобиля. Насса стоит в луже на прежнем месте. Он точно ждет, что его мама вот – вот выглянет в окно, или же входная дверь, наконец – то распахнется, и она лично выйдет к нам навстречу.

– Идем же, – сказал я.

Насса нашел в себе силы сделать первый шаг. Я пропускаю его вперед. Под его ногами легко хрустит снег. На нем же остаются отпечатки его сапог. Больше на белом ковре нет ничего. Здесь только белый лист, который принимает на себя очередные шаги всё ещё продолжающийся истории.

Насса вплотную приблизился к входной двери, почти под самым верхом которой свет, идущий от фонаря, обозначил свою границу. Насса прислонился правой щекой к двери так, что половина его лица находилась на свету, а всё остальное, по большему счету его волосы, оказалось в тени. Он вслушивается, даже боясь при этом дышать. Вырвавшийся из его рта пар сразу же улетел куда – то далеко от резкого, неоткуда взявшегося порыва ветра. Снег и ветер бьют по лицу Друга. Он закрыл глаза и, найдя на ощупь дверную ручку, потянул её на себя. Дверь легко открылась. Мы вошли внутрь.

В доме горит свет. Элия должна быть здесь. Уходя куда – либо, она всегда гасит за собой свет, а уж тем более она никогда не отставляет двери открытыми.

Насса, возможно впервые за всю свою жизнь, глядит на свой дом сквозь прицел винтовки. Я вслушиваюсь в каждый шорох, всматриваюсь в каждую мелочь и всё услышанное или увиденное говорит мне о том, что в доме никого нет, по крайней мере – никого живого.

Доверившись своим инстинктам, я оставляю Насса и сворачиваю в гостиную, а он отправился на кухню.

До меня донесся тонкий вой ветра. Такое ощущение, что на улице началась вьюга. Может так оно и есть. Войдя в гостиную, я увидел Элию, сидящую спиной ко мне в кресле. Рядом с креслом стоит журнальный столик. На нем стоят подожженные свечи, язычки пламени которых бросаются из стороны в сторону. Сквозь приоткрытое окно в комнату проникло достаточно много снега, который покрыл собой некоторую мебель, книги и даже волосы Элии.

Прямо пропорционально моим шагам в сторону хозяйки дома, ветер за окном завывал всё сильнее, и в гостиную его стало попадать значительно больше. Хлопья снега закружились по комнате. Я уже понял, что здесь случилось горе. Насса, внезапно вошедший в гостиную через соседнюю дверь доли секунды растерянно глядел только на меня. Я не стал ничего говорить, да и что я мог бы сказать в подобной ситуации.

Несчастный уронил из рук винтовку. Он рухнул на колени и только на них, со слезами на глазах, он подполз к околевшему телу своей родной матери. Его глаза заблестели от града слез, который в одночасье хлынули из его глаз.

– Мама.. – прошептал он.

Из его рта вновь вырвался пар, который коснулся ледяной ладони Элии. Чудовище, не знающее жалости, выбрало жестокую, мученическую и долгую смерть. Эта несчастная женщина совершенно не заслужила подобной участи. Гвид пожалеет о том, что он не дал ей умереть легкой и обыденной смерть, и помимо всего прочего он не оставил её в целостности даже после гибели.

Едва приняв на себя пар, кожа начала потрескивать и осыпаться. Насса запнулся от увиденной картины. Он протянул правую руку к поврежденной коже и, совсем слегка прикоснулся к тому месту кончиком указательного пальца. Ладонь тут же ответила на его прикосновение. Она начала трескаться и рассыпаться на мелкие кусочки ещё быстрее. Разрушения начали набирать оборот. Тонкие трещинки с пронизывающим звуком поползли вверх, и сразу же за ними на пол посыпались тысячи осколков. Насса начал растерянно прикрывать руками трескающуюся кожу, тщетно надеясь на то, что это хоть как – то поможет. Ничего не помогло. Не прошло и десяти секунд, как у его ног лежала небольшая горка мелких осколков. Сейчас Насса мог только рыдать, глядя на тот ужас, который остался от его родной матери.

Я вновь гляжу на ещё более убитый образ друга. Мужчины плачут. Если сейчас я вижу, как из глаз Насса потекли слезы, то я могу безостановочно утверждать, что мужчины плачут. Насса давно стал мужчиной, но последние события решили окончательно довести его до совершенства, убил в нем все нежности и слабости, а вместе с тем лишив его единственное, что помогало ему хоть иногда оставаться ребенком. Он был им в глазах своих родителей, которых уже нет.

В доме снова стало совсем тихо. Стоящие на столе свечи погасли от резкого порыва ветра, а оставшийся от пламени дым тонким шлейфом унесся прочь вместе с тем же ветром.

Лампа фонаря, которая всё ещё медленно угасала, четко отражалась в луже, по которой ветер гнал легкую рябь. В воздухе пахло морозной сыростью вместе с заметно ослабившимся запахом опавшей листвы.

Насса осиротел. Сейчас убитый горем человек продолжает рыдать, стоя на коленях, подгребая под себя ледяные осколки того, что когда – то было теплом всей его жизни.

Я оставил его одного. Какие – то слова или действия сейчас ничем ему не помогут. Мне нужно ехать. Гвид уже сейчас может стоять у порога моего дома. Не попрощавшись с другом, я сел в автомобиль. Как только я захлопнул за собой дверь, по салону разнесся звук телефона. Честно говоря, я даже растерялся. Я и помнить перестал о том, что он у меня есть. Когда я достал его из рюкзака, на нем было два пропущенных вызова от Сежо. Мое сердцебиение резко ускорилось. Он никогда не звонит мне по всяким пустякам. Что – то случилось.

Машина тронулась с места так быстро, что лежащий на ней снег на несколько секунд завис в воздухе, потерял опору и лишь после этого рухнул в лужу. Попутно я набираю Сежо. Пошли гудки, которые показались мне бесконечными. В какой – то момент они прекратились и в трубке послышалось неразборчивое шорканье. Только после всего этого я услышал голос брата.

– Алло, – начал он.

– Привет, Сежо. Я не успел сразу ответить, – я пытаюсь говорить обычным голосом. – Что – то случилось?

– Да, тут, в общем, такое дело.. – он начал растягивать слова. Меня это начало пугать.

– Ну же, говори, – не выдержал, отрезал я.

– К нам приехал какой – то человек. Он сказал, что он из полиции. Янику нашли, и он приехал сообщить нам об этом лично, – по моему телу пронеслась волна адреналина. – Спустя пять минут после этого явилась и Яника, но она какая – то странная. Мы все шокированы.