Марика Становой - Смерть экзекутора

Выбрел на крыльцо и хихикнул: Лироева борода была сплетела в одну косичку и завязана пучком радужных ниток. Наклонился и взял вязаную фигурку.

— Зачем ты это делаешь? — личико человечка было сморщено, но казалось, что он улыбается.

— Утро доброе. Памятные куклы. У меня вся моя родословная так собрана, — Лирой повертел игрушку, оценивая, как пришил голову. — И я даже храню коллекцию одного своего праправнука, так как у него детей не было и некому было передать по прямой линии.

Стив сжал запрятанный внутрь куклы проектор и над игрушкой появилась голограмма: улыбающаяся и бормочущая старуха. «Внучатки мои, дети дорогие…» — с ужасом разобрал Стив и выключил. Он понял! Понял механическую запись, не живого человека. Значит, он вспоминает… Его родина где-то тут?!

— Я успел сделать запись. Нажми ещё — и баба Аня постепенно омолодится. И обратно постареет. Думаю, детям понравится. Сегодня в деревне ее вспоминают — отмечают девятый день, последний день перед декадой, когда душа улетает навсегда. Анна Викторовна Покровская. А я подарю её потомкам традицию.

— Когда ты успел перезнакомится с местными? — Стив уронил изображение умершей бабки в корзинку с десятком подобных фигурок.

— Мне здесь нравится, — Лирой встал и убрал корзину в домик, запирая дверь. — Как все успокоится, переведусь сюда.

— А этот их язык, он как далеко распространен?

— По целому континенту… Что, решил выучить?

— Нет, пускай они общий учат, — ещё чего! Он-то тут жить не планирует.

Росная трава намочила халат и длинные полы противно липли к ногам, но приподнимать его как юбку было бы смешно. А одеваться не умывшись тоже нехорошо. Хотелось быстрее дойти в гостиницу к Мэту — там был приличный туалет и душ, не то что этот вонючий уличный, куда и ступить мерзко. Орошать же придорожные кусты по примеру истинных самцов рода человечьего — не хотелось уж совершенно.

Свернул на узкую улочку — по окраине короче путь. Лирой молча брёл сзади.

На этой улице за металлическим рифленым забором жил большой мохнатый пёс, чем-то напоминавший арна в звериной ипостаси. Такой же волчье-серый. В первую встречу, когда собака с бешенным ревом пыталась вырваться сквозь узкую щель между щитами, Стив пожалел бедолагу и создал зверюге радость. И с тех пор собака уже бежала навстечу с любовью. А потом, в один из следующих дней отдыха, хозяин пса начал ругаться с гвардейцами, когда увидел, что собака не лает, а скулит и виляет всем телом от восторга. Стив тогда пожал плечами и начал ходить другой дорогой, но сегодня захотелось искренней звериной радости…

Собаки за забором не было. Поискал сканом — нет.

— Куда делся пес? — спросил Лироя. — Он же злой, напугает еще кого…

— Хозяин его пристрелил после того разговора.

— Он что, идиот? — Стив чуть не выронил сверток со сменной одеждой. — Зачем?

— Сказал, что ты испортил собаку, а ему нужен сторож.

— Да кто позарится на его развалюху?! Он же только мне радовался. И что, разве тут можно просто так забрать чужое или убить собаку?

— Ну-у, говорят, что воруют. А животное — это же его имущество и человек сам решает что с ним делать.

— Психи…

Настроение сдохло.

Стив ускорил шаг. Сейчас помоется, поест и уйдет на озеро. В бездну! Подальше от людей.

Мэт открыл дверь умытый и готовый выходить.

В душевой было жарко и парко. Стив в темпе ополоснулся и оделся в комнате. Не терпелось позавтракать — и на озеро!

В столовой шумела и в полные голоса перекликалась стая теток, занятых приготовлением поминальной трапезы.

Столы были сдвинуты в две длинные кишки и на них высились стопки тарелок, лежали какие-то свертки, коробки и банки. У окна — безалаберная и безвкусная коллекция пышных цветов, напиханных в ведра.

На угловом одиноком столике уже дожидался завтрак на троих.

— Я пробовал местный алкоголь, ничего стоящего, — Мэт указал на ящики с прозрачными бутылками у дверей. — Просто дистиллят, но в некоторых районах делают очень достойные вина.

Из-за стойки наблюдала и широко улыбалась дородная бабища.

— Кстати, — Лирой отошел и принёс керамическую мисочку, полную взбитых сливок. — Вот, — поставил ее перед Стивом. — Я сказал, что ты любишь желе со сливками, и Наташа для тебя сделала.

— Спасибо, — сказал Стив, постарался улыбнуться и кивнул. Вряд ли тетка слышала, но тоже кивнула и скрылась на кухне. Погладить её радостью или еще каким приятным чувством с помощью скана Стив не решился — ещё напугается. Однако настроение начало исправляться. Гнусный вкус пересоленных и жирных котлет, пресного овощного пюре и переваренного чая, удалось перебить этим яблочным желе. Которое тоже было не ахти — его немного портили кисловатые сливки. Но идеала не существует.

Уходя, Стив заставил гвардейцев отвлечься, а сам прихватил одну бутылку с прозрачным алкоголем. Взял за горлышко, перехватил как нож «лезвием к предплечью» и прикрыл перекинутым через руку халатом — попробуй объясни сопровождению, зачем ему спиртовой раствор нехорошего вкуса, когда на ажлисс алкоголь не действует.

Лирой ушел вперед — доплетать кукол, а Мэт повернул за Стивом к озеру.

— Останься, — остановил Стив гвардейца. Свидетели ему не нужны. — Я недалеко. Хочу побыть один.

— Дай халат, — протянул руку Мэт. — Отнесу во флаер.

— Нет, я, может, искупаюсь, — Стив, поджимая пальцы в так и норовящих слететь шлёпках, перелез в лодку. Спрятал добычу под лавку и растопырил весла. — Потом, как потеплеет немного. Оттолкни лодку.

Отгрёб подальше и лёг на дно лодки. Вымотал из халата бутылку. Удача: горлышко закрывалось на обычную винтовую крышку, даже нож не понадобится, который, конечно же, остался во флаере. От первого глотка передернуло. Разбавленный спирт, действительно. Мерзость. Но ему надо с чего-то начать, чтобы расслабиться, пустить мысли на самотёк, снять собственные блоки. Прикрыл глаза и заставил тело подчиниться легкой интоксикации.

Озеро. Похожее, но там было другое. Тут вокруг горы, а там были сосны. Джи говорит, что ничего нельзя на самом деле заблокировать. Любой блок — это самообман. Можно стереть память, только уничтожив мозг, тогда тело умрет. Если же уничтожить кусочек, то мозаика, хоть и неполная но останется. Память это не упорядоченный шкаф с полочками, а сложнопереплетенная вязь, беспорядочно рассыпанная по всему мозгу и многократно дублированная. Вряд ли Джи стал калечить его мозг — можно было нечаянно повредить экзекуторские задатки.

Он пытался вспомнить, одновременно боясь и не желая. Периодически мучал себя ассоциативными играми, складывая так и эдак обломки детских воспоминаний. Отдергиваясь от выплывающих картин, стараясь наоборот не думать и забыть… Забыть навсегда.