Борис Миловзоров - Рок

Вот теперь он испугался по-настоящему и растерянно сел на землю. Он огляделся и понял, что появилась надежда. Он начал вспоминать. Что он сделал перед тем, как оказаться на траве? Что-то очень знакомое! Так ведь когда он ходил с Духом в кладезь, он был практически таким же беспомощным. Как же он тогда двигался? Бенни разочарованно махнул полупрозрачной рукой. Нет, что было, то прошло, надо думать, что он сейчас делает. Он подумал, что надо сесть? Нет, даже близко этого не было, он вообще ни о чем не думал, только о том, что испугался. Значит, он не думал, что надо сесть, он просто захотел сесть! И сел. Бенни радостно вскочил, отметив, что теперь сделал это вполне осознанно. Он понял секрет, которого, по сути, и не было. В его положении надо просто желать. Он поднял глаза на догорающее неподалеку дерево и потянулся к нему. Адамс не размышлял больше, как это делать, он просто делал. Через полчаса тренировок он легко перемещался туда, куда хотел. У него даже получалось двигаться медленно, правда, не очень равномерно, но это были уже пустяки. Например, он повис над самой поверхностью реки и потом медленно потек вдоль ее русла. Это было приятно, только постоянно приходилось корректировать изгибы реки короткими ломаными линиями. После очередного поворота Адамсу это надоело, он поднялся повыше и сказал сам себе: «Ну, все, теперь я вполне готов к встрече с сэром Джорджем!»

Адамс летел против течения реки, внимательно высматривая камень, у которого их взяли в плен слуги Хозяина. Вон он! Бенни спустился пониже, на песке виднелись полузатертые следы громадных ступней. Да, это было здесь, теперь направо и вверх. За деревьями петляла дорожка. Бенни заметил вдали крутой бок высокой скальной гряды. Деревня там, это несомненно.

Деревня была на месте. Адамс увидел большой барак на отшибе и влетел внутрь. В полутьме за длинным столом сидела старуха в своих драных лохмотьях и что-то писала. Бенни не мог пересилить любопытства и заглянул ей под руку. Вот это да, Резерва писала донос! Но кому?! Он успел разобрать несколько строчек: ну конечно же, Хозяину! «Довожу до Вашего сведения, что Джованни сегодня небрежительно отозвался о Вашей персоне и усомнился в Вашем могуществе. Он ехидно спрашивал, куда делся первый пленник и не для него ли он готовил запас отравленных продуктов и воды? Прошу его наказать и выгнать со службы…» Дальше прочитать было невозможно. К тому же отвратительная старуха вдруг перестала старательно, высунув от усердия язык, выводить буквы и принялась беспокойно озираться вокруг. «Почувствовала, старая ведьма!» – подумал Адамс.

Вот уже полчаса он висел над входом в недра скалы и никак не решался туда двинуться. Бенни не мог придумать, как он будет действовать, ведь надо не просто попасть внутрь скалы, надо войти во внутренний мир Джорджа! Где же находится его виртуальный мир? В скале? Нет. В его голове? Тоже нет, ведь и головы-то у него нет, есть только бесформенная масса, которая содержит сознание Хозяина. Значит, надо найти ее и слиться с ней? Более подходящих мыслей не приходило, и Бенни понимал, что, находясь здесь, не сможет придумать ничего лучшего, но все равно все еще не решался начать действовать. Внизу послышались гулкие шаги. Из тоннеля вышли два гиганта, а за ними горбоносый Джованни.

– Стоять здесь! – сказал он и стал нервно прохаживаться мимо остолбеневших стражей.

Губы Джованни еле заметно шевелились. Адамс представил, что его ухо находится почти вплотную от лица дворецкого Хозяина, и тут же услышал его злой монолог.

– Что это моему монстру мерещится? Какие здесь могут для него быть опасности?! Ни минуты покоя от его капризов, – Джованни ожесточенно поддел ногой камешек, и тот, подпрыгивая, понесся вниз по тропе. – Иди, говорит, выстави пост, и сам подежурь! Есть хочется. Жаль, не успел уйти к Софочке! Она, наверное, ждет, голову ломает, почему меня нет, грустит. – Перед глазами Адамса мелькнул и тут же пропал образ аппетитной брюнетки в пикантной позе, озорно посматривающей на него из-за пухленького плечика. – А может, и не грустит? – услышал он опять противный голос Джованни. – Резерва мне намекала, что она по Чарли вздыхала. Этот долговязый кобель всех девок перепортил, кроме моей зазнобы. Или она врала, что верна мне? Я старухе не верил, а если она права?

На Бенни вдруг нахлынула такая волна злости, что он отпрянул. Только теперь он заметил, что губы дворецкого давно уже сжаты в узкую недовольную гримасу. Так что же, он слышал не слова, а его мысли?! Ничего себе! Он встряхнул головой и брезгливо поморщился. А это совсем неприятно, подслушивать и подсматривать. На память тут же пришел Монах с его способностью читать мысли. Надо быть очень стойким человеком, чтобы не разочароваться в людях, уж очень мусорно в голове у каждого, чтобы допускать туда стороннего наблюдателя.

Для Адамса ворчание дворецкого было больше неинтересным. Нет, поправил он себя, если уж быть до конца честным, то подобное дальнейшее общение с Джованни стало просто противным. Бенни не заметил, как медленно подплыл к самой скале. Он машинально протянул руку и дотронулся до нее, вернее, попытался это сделать, но рука, не встречая сопротивления, вошла в камень и также свободно вышла обратно. Адамс взглянул на свою полупрозрачную руку и вдруг подумал: а ведь Джордж его почуял! Не зря он нервничает. Больше тянуть было нельзя, он вздохнул, как перед прыжком в воду, и ринулся вперед.

Проквуст долго сидел в одиночестве, думая о своей странной судьбе. Его уже больше не умиляла собственная избранность. Напротив, каждый день приобщения к Церкви наполнял его чувством греха, который совершал он раньше в своей прежней жизни и совершало сию минуту подавляющее большинство людей Новой Цивилизации. Грех состоял в том, что люди забыли Бога, а если помнили, то только как дарителя, а не судью. Они у Бога только просили, считая это правильным, и даже мысли не допускали, что надо и Господу что-то отдавать, что этот долг предопределен одним лишь фактом их рождения. Отсюда и все жуткие выверты этого застывшего в чреде тысячелетий социального устройства. В обществе правили страх и зависть, мораль стала запрещенным словом, исчезли понятия взаимопомощи, самоотверженности, жертвенности, и напротив, воцарились бесправие, забитость и духовная немощь людей. Горная Страна осталась единственным оазисом на Ирии, где все было по-другому. А дохи? Георг вспомнил погибшую по его вине девушку. Он часто ее вспоминал, вернее, никогда не забывал, просто иногда сознание было занято другим, но рана в душе от непоправимости содеянного кровоточила постоянно. Только изменить уже ничего было нельзя, можно было только искупить.