Сьюзен Янг - Идентификация

Я подумала, что будет, если не подчинюсь. Сочтут ли мой отказ срывом на вторые сутки после стационара? Я огляделась. Неужели другие исцеленные тоже ничего не понимали в первые дни? Вокруг все подхватывали рюкзаки и, бросив мусор в урну, шли на урок.

Поэтому я проглотила таблетку.

Хендлер высадил меня у дома, пообещав вернуться в полседьмого. Я сразу села за домашнее задание. Я чувствовала, что знаю ответы, но некоторые вопросы сбивали с толку, особенно по математике. Часть правил словно стерлись, я знала ответ лишь частично. В конце концов я не выдержала и с сердцем захлопнула учебник.

Я не удивилась, что специальный выпуск «Дэйтлайн» посвящен Программе: эта тема стала основной на телевидении. Даже MTV, всегда делавший упор на трэшевые реалити-шоу, крутил теперь бодренькие истории подростков, спасенных Программой. Может, Программа теперь спонсор телевидения, вяло подумала я.

На экране ведущий «Дэйтлайн» вошел в корпус стационара – того самого, где я лечилась. Я выпрямилась с бьющимся сердцем. В углу экрана куда-то метнулась медсестра Келл, и тут же коридор наполнился охранниками.

– Сюда нельзя, – сказал один, отводя камеру рукой. – Выйдите из здания.

Журналист продолжал спорить, но тут резко выключился звук. Экран стал черным. Я ждала, не зная, что случилось. Появился ведущий шоу, уже за столом, и покачал головой:

– Когда президента Программы Артура Причарда попросили прокомментировать ситуацию, он заявил: «Эффективность лечения по-прежнему стопроцентная, зависит от сохранения тайны наших пациентов. Любое вторжение способно поставить под угрозу частную жизнь несовершеннолетних, поэтому на сегодняшний день мы не можем комментировать лечение или разрешить свободный доступ в наши стационары».

Я выключила телевизор, пытаясь представить, что творилось в корпусе, когда туда пытались проникнуть журналисты. Крутились ли поблизости Шеп и Дерек? Мне наш корпус всегда казался абсолютно изолированным. Может быть, что-то начало меняться?

На секунду я испугалась. Если Программу закроют и измененными останемся только мы, что с нами будет? Мы превратимся в изгоев? Значит, с нами что-то не то? Мной овладела паника, но внутри плеснулась теплая волна, и я глубоко вздохнула. Страх отступил; я закрыла глаза и положила голову на диванную подушку.

Сидеть в знакомой гостиной было приятно, но меня не покидало ощущение, что я должна делать что-то совсем иное. Все вокруг было реальным и в то же время нет. Я с облегчением вздохнула, когда мать вернулась домой с продуктами, и помогла ей разбирать сумки, радуясь, что есть чем отвлечься.

– Ну что, как первый день в школе? – спросил за ужином папа. Его глаза блестели, он улыбался, жуя стейк. Родители смотрели на меня как на чудо, которого уже и не чаяли видеть, и ловили каждое слово.

– Хорошо, – отозвалась я. – Сперва немного боялась, но потом даже подружилась с девочкой.

Мама просияла и положила вилку и нож.

– Уже нашла подружку?

Они с отцом восторженно переглянулись. Видимо, раньше я была законченным лузером, раз родители сочли одну подружку сказочным успехом.

– Да, Лейси, – сказала я. – Мы вместе обедали.

Мать замолчала и сунула в рот большой кусок мяса. Я ждала вопросов, но она молчала. Я смотрела в тарелку. Возле стакана лежала белая таблетка. Мне не нравился туман в мыслях, поэтому я решила ее не пить.

– Сегодня мы с Лейси встречаемся в Центре здоровья, – тихо добавила я, отпив воды. – Хендлер сказал, что общение способствует выздоровлению.

– Согласен, – чересчур оживленно сказал отец. Меня кольнуло чувство… отставания. Будто я что-то упускаю. Родители вели себя странно. Или это я странная?

Я бы с радостью ушла к себе в комнату, но мать снова затараторила о Программе. Оказывается, в Великобритании из исцеленных уже набрали целый учебный класс. Она говорила с такой гордостью, будто прошедшие Программу автоматически становились элитой. Я кивала, напряженно пытаясь вспомнить жизнь до Программы, но в голове крутились только обрывки старых воспоминаний: как папа возил нас с Брэйди в кафе-мороженое или как мама шила костюмы для хэллоуина. От этой круговерти начало ломить виски, и я оставила попытки покопаться в памяти, испугавшись, что наврежу себе.

Доктор Уоррен самым серьезным образом предупреждала о бережном отношении к новообретенному здоровью, потому что гиперстимуляция способна нарушить мою реконструированную психику. С ее слов я знаю, что это может привести к психическому расстройству и неизлечимому психозу.

Но что, если она лгала?…

– Слоун, – перебила мои мысли мать, – ты ничего не ешь.

Перехватив ее обеспокоенный взгляд, я извинилась и отрезала кусочек стейка. Я едва смогла его проглотить, особенно ощутив несомненный меловой привкус. В памяти всплыли слова Лейси: «По-моему, нам в еду добавляют седативы».

Мать заговорила снова, а я вытерла рот салфеткой, незаметно выплюнув в нее стейк. Может, это паранойя, может, я теряю разум, но вместо того, чтобы сказать об этом, я спросила, можно ли мне подняться к себе и начать собираться для вечерней поездки.

У родителей сделался разочарованный вид, но мать тут же взяла себя в руки и напомнила мне убрать за собой тарелку.

– И не забудь принять таблетку, – добавила она, когда я пошла в кухню. Я быстро схватила таблетку и положила в рот.

Войдя в кухню, я выплюнула ее в раковину, сгребла туда же еду с тарелки, включила измельчитель и размолола все в труху.

Стоя перед зеркалом, я рассматривала себя. Прежняя одежда из шкафа исчезла, но появились вешалки новой, с ярлыками. Мне показалось странным, что родители избавились от моего гардероба. Неужели они решили, что старая футболка способна отправить меня в эмоциональный ступор? Или я одевалась в черное с ног до головы и густо подводила глаза? Не помню. Сейчас я выбрала розовую блузку на пуговичках, чересчур жесткую, на мой взгляд, и юбку цвета хаки. Я выглядела… до ужаса заурядно.

Взяв с зеркала щетку, я пригладила волосы, заправив пряди с одной стороны за ухо. Уже почти полседьмого, скоро подъедет Кевин. Во мне понемногу росло беспокойство. Что там, в Центре здоровья? Что подумают обо мне люди, не прошедшие Программу?

Я ведь отличаюсь от них.

Глубоко дыша, я присела на край кровати, стараясь успокоиться. Я уже жалела, что выбросила таблетку: ингибитор страха сейчас был бы кстати. Но напомнила себе, что хочу разобраться в происходящем и не сумею это сделать, если буду накачана лекарствами до полного отупения.

В дверь позвонили. Я еще раз взглянула в зеркало.

– Кто ты? – пробормотала я, ожидая внутреннего ответа. Но память молчала.

Не знаю, чего я ожидала от Центра здоровья, но точно не этого. Я думала, обстановка будет как в стационаре – стерильная и холодная, но здесь было людно, все болтали и смеялись. Я попыталась расслабиться, но Лейси нигде не было видно. Во мне плеснулась тревога, но я не подала виду. Не хватало, чтобы Кевин догадался, что таблетка отправилась в раковину.