Эдуард Веркин - Через сто лет

Соулбилдинг

В четыре часа дня я вышел из дома, захватив с собой тетрадь и ручку. Температура упала ниже нуля, и дождь должен был превратиться в снег, но на климатической станции распылили в воздух реагент, и снег не завязался. Дождь падал чуть оранжевый и кислый, слегка разъедал кожу, ничего страшного. А вот глаза в такой дождь лучше поберечь, можно вполне себе ослепнуть. Конечно, не навсегда, но неделю без зрения прожить и врагу не пожелаешь, однажды я ослеп на три дня по неосторожности и все эти три дня боялся выпасть в аут. Мать по такому поводу пришла с работы и сидела со мной рядом, следила и, едва я начинал засыпать, натирала мне уши наждаком.

Поэтому я надел очки. Старые такие, в которых раньше ездили мотоциклисты, из настоящего старинного стекла и из настоящей кожи, с тусклыми латунными застежками.

Сквозь очки мир казался совсем посторонним, он плыл передо мной на расстоянии вытянутой руки, точно отражаясь в плазменном зеркале. Странное ощущение, как будто ты отделился от тела, но оно все равно что-то делает, абсолютно само по себе, без твоего собственного участия.

Прошагал в очках два квартала, остановился на углу Типографского переулка. Тут была небольшая роща пластиковых деревьев, сосны, хотя сосны в городах и не растут. Я устроился под этими соснами и снял очки, чтобы немного отдохнуть. Под соснами было сухо и спокойно. Я был один, хотя тут часто любят стоять. Потому что на настоящий лес похоже.

Мимо тек город. Иногда проходили потерянные вуперы. Иногда проезжали грузовики. Иногда на велосипеде с лязгом катился упрямый вечерний вурдалак. Вода, собираясь в ручьи, текла вдоль дорог, ныряла в сливные колодцы. На домах зажглись желтые фонари, они отражались в мокром асфальте и в стеклах домов. Иногда дождь попадал в зоны низкой температуры и обращался в снег, и тогда падал оранжевый снег.

Я смотрел на это, наверное, минут десять, потом лишь очнулся и поспешил дальше по улицам.

Секция соулбилдинга располагалась в районном доме творчества, на улице Пионерской, возле старых прудов и старой же телевизионной мачты.

Пруды давно заросли мхом и представляли собой зеленую выпуклую губку, на которой можно было прыгать, как на батуте. Мачта была построена лет двести назад, но держалась до сих пор, хотя и пришла в серьезное безобразие. Тросы, которыми она удерживалась в равновесии, обросли лишайниками, сама мачта проржавела, на ее верхушке свили гнезда вороны и облака, издали мачта походила на очень худую ведьму. Да, пожалуй, что так, на ведьму. Особенно когда поднимался ветер и начинал гудеть в гнутых фермах, и казалось, что ведьма потихонечку плачет. Дом творчества давно собирались перенести, но в городе не было подходящего здания.

Сегодня мачта не выла, так, немного вздыхала, тоскливо, протяжно. Я подумал, что башня тоже хочет умереть. Упасть и больше не мучиться в этой бесконечной сырости и мгле, стать мертвым железом, просочиться с водой в земные глубины.

Я послушал эти вздохи, потом направился внутрь дома творчества.

Раньше я здесь не очень часто бывал, с классом иногда приходили посмотреть. Строение большое, масштабное, с колоннами, раньше называлось дворец, сейчас просто дом. Потому что колонны посрубали, где до половины, где под корень, обломки торчат, как выбитые зубы. Штукатурка облупилась почти вся, из-под нее выглядывают красные кирпичные язвы, крыша кое-где просела. Не дворец. Но работает.

Работает, да, секции, кружки, студии, все как раньше. Конечно, раньше сюда пускали лишь молодежь да подростков, а теперь всех, кто может дойти и кто хоть чем-то интересуется. Я, помню, собирался тоже в какой-то кружок записаться, сейчас уже и не вспомню, приходил, интересовался, но не записался, конечно. Я толкнул дверь, и она скрипнула совсем по-старому, узнал этот звук, время прошло, а дверь до сих пор не смазали.

И в фойе тоже пахло так же, как… Сколько-то лет назад. Опилками, сыростью. Места тут было много, и его использовали – вдоль стен стояло оборудование, с помощью которого можно было заниматься творчеством. Тут были спортивные снаряды, токарные станки, кинокамеры, музыкальные инструменты разных видов, костюмы старинные, фонари, печатные машинки и еще тысяча всяких приборов и приспособлений. Некоторые в хорошем состоянии, другие так себе, третьи в руинах, видно было, что с ними работали усердно и безжалостно. Внимание мое привлекла толстая, причудливо свернутая в улитку медная дудка, и я не мог долго вспомнить – это так полагается или кто-то перестарался, на ней играя.

Пока я раздумывал над этим вопросом, ко мне подошел вупер средних лет, без стеснения лысый, когтистый, в просторном джинсовом комбинезоне.

– Пришли записываться? – поинтересовался он.

– Да… То есть нет, я вместо. Мне на соулбилдинг.

Вуп взглянул на меня с интересом, точно такой, как я, не мог на соулбилдинг ходить, а потом сказал:

– Это на третьем этаже. Проводить?

– Я сам.

– Только в сушилку загляните, пожалуйста.

Я заглянул в сушилку, и за три минуты промышленная тепловая пушка вытянула из моей одежды всю лишнюю влагу. Пушкарская старушка выдала мне каучуковые калоши и напомнила, где лестница.

Лестница была освещена, что у нас встречается редко, а тут на каждый пролет по две лампочки, и не какие-нибудь там бледнолицые, а нормальные, стоваттные. Я не спеша поднялся на третий этаж и вышел в коридор. Вдоль него располагались потертые черные двери с массивными ручками, на дверях были номера, однако я совсем забыл спросить, в какой комнате располагается секция соулбилдинга. Поэтому я стал проверять поступательно, заглядывал в каждую дверь.

За первой дверью сидело довольно много вуперов, они рвали газеты и книги, а из обрывков сосредоточенно склеивали что-то большое, кажется, снеговика.

В следующей комнате был кружок чтения. Вдоль стен высились книги как в стопках, так и в стеллажах. А еще в странных конструкциях, свисающих с потолка. Книги, висевшие в них, походили на добытую охотниками дичь, были растрепаны и свисали гроздьями. Под этими гроздьями располагались немногочисленные чтецы на крайне неудобных высоких трехногих табуретках. Это неудобство, насколько я понял, было предназначено для того, чтобы чтецы не впадали в аут, пусть они лучше падают с табуреток.

А вообще чтецов я уважаю, читать не так легко, как может показаться на первый взгляд.

Комната номер триста двенадцать пахла железом. За блестящими железными столами сидели вуперы разных лет и с разной степенью сосредоточенности изготавливали из железа самолеты. Кто выпиливал напильником, кто резал ножовкой, а кто вырубал долотом. Видимо, это была секция авиамодельного спорта. Я представил, как выглядят состязания по этому самолетному спорту: вупыри собираются на поле и швыряют свои аэропланы вдаль. Серьезно все это выглядит.