Эдуард Веркин - Через сто лет

Беловоблов посмотрел на меня пристально, Беловоблов нахмурился, промолчал, лом закинул на плечо.

– Я хочу подружиться со Светой, и ты хочешь подружиться со Светой, – сказал я. – А Света не может дружить сразу с двумя, ты это понимаешь?

Беловоблов размышлял почти целую минуту или даже две, затем выдавил:

– Понимаю.

– Должен остаться только один, – повторил я. – Или я, или ты. Вдвоем, сам понимаешь, не очень сподручно.

– С ней еще Сиракузовы дружить хотят, – напомнил Беловоблов.

– Они идиоты, она с ними дружить не станет, – заверил я. – Так что остаемся мы с тобой.

Мой соперник Беловоблов пожал плечами.

– Я слышал, еще один из восьмого класса хочет с ней дружить, – сказал он.

– С чего это? – к.б. возмутился я. – С чего это какой-то там урод собирается дружить с нашей Светой?

– А с чего это она наша Света? – вопросил Беловоблов и перекинул лом из руки в руку.

– А чья же еще? Конечно, наша! Ее ведь в наш класс определили! И пусть другие не подмазываются, верно ведь?

– Пожалуй, – согласился Беловоблов. – Есть смысл.

– И с Сиракузовыми надо что-то делать. Нет, конечно, они не могут противостоять мне… то есть нам. Но могут помешать.

– Да, могут. Сиракузовы могут.

– Они тоже грузовиком ее давить собираются? – спросил я.

– Нет, кажется, балконом… Не знаю, они что-то придумывают тоже.

– Вот о чем я и говорю. Балконом. Они дураки, они могут и балконом. Представляешь, что будет, если они на нее балкон уронят?

– Да уж…

– Надо идти к Костроминой, у нее есть план.

Беловоблов отставил лом.

– У нее есть план, – повторил я. – От этого плана все образуется.

– Точно?

– Ага. Уверен.

– Ладно.

– Значит, пойдем?

– Пойдем.

И мы отправились к Костроминой.

Беловоблов сказал, что он знает короткий путь, мы погрузились в переулки, некоторые были так узки, что походили не на улицы, а на ручьи, а кое-где на стенах сидели мокрицы размером с небольшую кошку.

Сначала мы шагали молча, то есть не совсем молча – Беловоблов вызывающе напевал старинную песенку о пользе употребления в пищу свежих овощей, а потом вообще разговорился и поведал рассказ из семейной жизни. Про то, как однажды его прадедушка и дедушка отправились на рыбалку. Я его не просил ничего мне рассказывать, но он все равно рассказывал и рассказывал, всегда знал, что он ненормальный.

Это была морская рыбалка, они вышли в море на лодке и стали ловить каких-то рыб. Клевало хорошо, и старинные Беловобловы забили рыбой уже почти половину лодки, но вдруг клев прекратился. И волнение на море, оно тоже прошло, замолчали чайки, и даже солнце вроде как остановилось и висело в небе, как прибитое. Тишина продолжалась довольно долго, а потом у Беловоблова-дедушки клюнуло. Не сильно, даже наоборот, так, еле-еле. Беловоблов подсек, но рыба неожиданно потянула, причем не только леску, но и всю лодку. Их таскало по морю весь день и всю ночь, после чего рыба ослабла и дала вытащить себя на поверхность.

Это была маленькая синяя рыбка, размером с мизинец, может, чуть больше. Беловобловы удивились, затем посадили рыбку в стакан и отвезли домой, а там уж пересадили в банку.

Рыбка жила в банке достаточно долго, все это время у всех в доме было самое хорошее настроение. Не к.б., а на самом деле хорошее, Беловоблов-дедушка даже смеялся почти каждый день, а его сестра…

Беловоблов-правнук поскользнулся на мокрице, схватился за стену дома, выдернул из кладки кирпич, раздавил его пальцами.

Одним словом, рыбка явно приносила удачу. К тому же это была не просто удача, а нечто большее. Потому что пока рыбка сидела в аквариуме, они отражались. Сначала в воде и немного, потом в оконных стеклах в темное время суток, а затем и в зеркалах. Правда, всего на мгновенье, на секунду, на полторы, но зато отражались. Кроме того, рыбка смотрела из банки умным взглядом и могла менять погоду, в сумрачные дни разжигала неяркое солнце, в жаркие дни напускала на небо мелкие приятные тучки.

Все было так славно, но закончилось быстро. В один прекрасный день рыбка… Дальше шла грустная часть истории, которую я не очень внимательно слушал. Когда Беловоблов закончил, я спросил, с чего это он вдруг пустился в эти длительные рассказы, на что Беловоблов ответил, что это традиция его семьи. Что когда-то у них в роду имелся известный писатель, придумавший много разных историй, и есть традиция – рассказывать его истории наизусть, каждый в семье должен знать парочку.

Беловоблов стал рассказывать вторую историю, но тут мы добрались до дома Костроминой.

У Костроминой он повторил все то же самое, прямо с порога, можно подумать, мы пришли сюда слушать его байки.

А Костроме понравилось.

– Это же грандиозно, – к.б. восхитилась она. – Это самый романтический рассказ, который я слышала в жизни. Традиции. Предки-писатели, что может быть лучше? Ты потом еще расскажешь?

Она поглядела на Беловоблова с интересом, и мне это совсем не понравилось. У меня вот не было в запасе таких историй, вот уж не ожидал, что Беловоблов окажется таким чемпионом. Лирик-барабанщик. У меня даже неприятная идея проскочила: а вдруг Кострома решила поставить на него? На этого барабанщика? А что, такой шанс есть. Барабанит он громко, огоньки в небо запускает. А тут еще предок-писатель… Вот уж не думал, что меня этот беспозвоночный может обогнать.

– Я тебя опять вызываю, – сказал я.

– Что? – не понял Беловоблов.

– На дуэль, – повторил я. – Послушай, ты, сказитель, я тебя на дуэль вызываю.

Сказал я как можно грознее и героичнее.

– Да ты меня вызывал уже. – Этот Беловоблов поглядел сквозь меня, на Кострому поглядел

– Еще раз вызываю.

– Да отстань ты… – оттолкнул меня Беловоблов. – Так вот, я хочу рассказать одну самую интересную историю, самую…

Кажется, надо в лицо перчатку кидать, но перчаток я сроду не носил, я просто стукнул его по уху. Со всей силы. Ухо сплющилось по черепу, голова же у него даже не покачнулась, крепкая.

– Ну, ладно, – Беловоблов облизал зубы. – Ты меня просто вынуждаешь…

– Стоп. – Костромина встряла между нами. – Все надо делать правильно. А то какой смысл? А вообще… Вообще я очень рада. Ребята. – Костромина подпрыгнула и ободряюще похлопала нас по плечам. – Ребята, у нас все серьезно ведь происходит, по-настоящему. Вы разозлились, как я погляжу.

– Я не разозлился, – буркнул Беловоблов. – Просто он меня ударил исподтишка, это нечестно…

– Все просто замечательно, – воскликнула Кострома. – Я так рада, что ты согласился. Молодец. Герой.

Кострома полыхнула на беспозвоночного повышенным энтузиазмом. Беловоблов поглядел на нее с некоторым подозрением. И даже с к.б. опасением. Видимо, давно не переживал таких эмоциональных бурь.