Олег Дивов - Город счастливых роботов (авторский сборник)

Для многих это стало откровением, но менеджеры с улыбкой во всю морду теперь улыбались вовсе не потому, что знали тебя по имени, были рады тебя видеть и хотели научить работать лучше или объяснить, почему у нас тут проблема и как они думают ее решать (или вдруг ты сам придумал – расскажи). Теперь улыбались, когда хотели вздрючить. Чтобы вздрючка была политкорректной и мотивирующей на трудовые подвиги. Чтобы ты не заподозрил, будто тебя держат за криворукого по умолчанию туземца, и не вздумал жаловаться – мало ли, вдруг ты хорошо изучил в школе закон об оскорблении всякой мелюзги любой мелочью…

Приказ об укреплении дисциплины висел на видном месте, и народ стоял перед ним, треща шаблоном, когда появился маленький слесарь Малахов. Он попрыгал минуту-другую, пытаясь ознакомиться, ушел и вернулся с табуреткой. Растолкал народ, влез на табуретку, ознакомился и произнес исторические слова:

– При Дональде такой фигни не было!

После чего поманил своего тим-лидера, показал ему на табуретку и сообщил:

– И такой фигни тоже не было!

– Ну да, у тебя был рост метр девяносто, – сказал тим-лидер.

Народ забубнил недоброе. Тим-лидер пожал плечами и вызвал мастера участка. Мастер сказал, что если слесарь с ума сошел, я-то тут с какого боку – пускай «кадры» решают, ведь кадры, как известно, решают все, – и вызвал младшего менеджера по персоналу. Тот, поглядев на сумасшедшего, решать его сразу на месте побоялся и вызвал психолога.

Психолог был, кажется, с бодуна или просто умный. И посоветовал вызвать офис-менеджера, это ведь его епархия – доски да табуретки.

Офис-менеджер, человек старой трудовой закалки, был, что называется, в авторитете. Он для начала воткнул мастеру за перерасход рабочих перчаток, вставил «кадру» за сломанный принтер, одной рукой снял Малахова с табуретки и спросил, а куда, собственно, удрал психолог – к нему тоже вопросы накопились. И по какому случаю паника? Опять наши в футбол проиграли?.. Выяснилось, что приказа о дисциплине он еще не читал.

Оценив документ, офис-менеджер фыркнул и поставил Малахова обратно на табуретку. Сказал, что это очень креативно и вообще по-нашему, бить врага его же оружием – отвечать на идиотизм полным идиотизмом. После чего с помощью телефона и английских слов произвел заклинание вызова пиндоса.

Пиндос увидел Малахова на табуретке и испугался. Он в Америке таких креативных чуваков не встречал. Первым делом он поднял глаза к потолку – не висит ли над Малаховым петля.

– Как я буду соблюдать дисциплину, если вы не даете мне ее прочитать? – не вполне грамотно, но доходчиво спросил креативный чувак, демонстрируя шикарный русский акцент.

– Только спокойно! Я сейчас вернусь! – сказал пиндос по-ихнему без акцента и убежал.

Вернулся он вместе с самим мистером Джозефом Пападакисом.

Тот поглядел на Малахова, поглядел на потолок, потом на доску объявлений, хмыкнул и заявил:

– Этот парень прав!

Пожал Малахову руку и удалился.

А офис-менеджер сказал:

– Если хочешь расписаться за табуретку и быть ответственным за нее до конца жизни – я не против. Или поставь, где взял!

Доски перевесили. Фраза «При Дональде такой фигни не было» стала поговоркой на все случаи жизни. Ради комического эффекта говорили так о полной ерунде, вроде дырки на штанах. Иначе получалось совсем не до смеха: правда больно резала глаза. Ведь при Дональде такой фигни действительно не было.

Тем временем фигня крепчала. В пиар-службу и отдел кадров свалился из штаб-квартиры документ эпической силы, «Кодекс корпоративной этики». В грубом пересказе Кодекс гласил: компания любит тебя, а ты любишь компанию, как маму родную, поэтому у тебя и в мыслях нет позорить репутацию завода, обзывать цитрусы цитрусами, нарушать технологию, жаловаться на жизнь и ругать пиндосов.

Анонимный заводской остряк немедленно сложил четверостишие, которое очень верно передавало общую интонацию Кодекса:

Шаблон громко хрустнул. Еще при найме на работу каждому сунули под роспись приложение к трудовому договору, где было черным по белому перечислено, чего на заводе нельзя, – все это самое, только без заклинаний о взаимной симпатии. Этот список нарочно шел приложением, отдельной бумажкой, чтобы не было потом удивленных возгласов: «Ой, а я не видел!»

Не имеет значения, объяснили народу. Вы подписывали сложный юридический документ, а в Кодексе все дано просто и доходчиво. Всего-то десяток фраз. Они звучат почти как стихи и легко запоминаются. Это специально придумано – даже турки и чурки смогли выучить Кодекс наизусть и сдать экзамен!

– Че?! – только и спросили суровые русские сборщики.

– Через плечо, – ответили им. – Будете тянуть билеты и отвечать, как в школе. Приказ штаб-квартиры, что мы можем поделать? Все сдают экзамен, даже Пападакис, хотите верьте, хотите нет. Сами уже выучили, от зубов отскакивает. Кому не нравится Кодекс – свободен. Кто не сдаст экзамен, для начала – штраф.

Дело было в понедельник. Самые нервные, кто в воскресенье криво опохмелился, сразу просекли, что это белая горячка, и двинулись на выход. Остальные пошли искать Васю-Профсоюза, но тот благоразумно спрятался. Наступила спонтанная неделя борьбы за сознательность – весь наличный русский менеджмент бросился уговаривать рабочий класс отнестись к Кодексу «с пониманием». Ну что вам, жалко, что ли, коротенькую бумажку вызубрить? Ну войдите в наше положение, нас пиндосы съедят! Самых авторитетных из работяг приглашал к себе кадровик. По слухам, за закрытыми дверями ругательски ругал пиндосов и намекал, что дальше будет только хуже. Но взывал к пониманию.

Мы с Кеном этого бреда не застали – я был еще в Москве, Кен за океаном, – а вот Михалыч и Джейн готовились к выпуску из «учебки». И они своими глазами видели, какой озадаченный тогда ходил русский менеджмент. Кое-кто и с синяками – знать, неумело уговаривал. И все бормотали, что при Дональде такой фигни не было.

Заводчане поняли: нас хотят согнуть. Для начала самую малость, а дальше, глядишь, легче пойдет. Ну-ну. Единожды согнувшийся, говорят, потом не разогнется, только это совсем не про русских, кои генетически запрограммированы сидеть на берегу реки, мечтая о светлом будущем и слагая о нем веселые стихи: «Тятя, тятя, наши сети притащили мертвеца!» Выучить Кодекс действительно мог любой чурка, нашим это было на ползуба. Народ, пошептавшись с кадровиком, выдвинул из своих рядов группу представителей с мордами попредставительнее, а те взяли за шкирку Васю-Профсоюза, явились в дирекцию и, мило улыбаясь, попросили сделать русскому стаффу маленькое послабление. Пусть экзамен проходит открыто – у нас такой национальный менталитет, мы привыкли все делать гуртом. Будем поддерживать друг друга, и экзамен пройдет как по маслу. Не понимаете? Ну, подсказывать станем шепотом, если кто запнется. Вам-то какое дело, были бы подписи. Короче, сдаем Кодекс прямо в цеху перед началом смены. Это будет патриотично и символично. Вас еще и похвалят за креативность. Ага?