Евгений Филенко - Вектор атаки

– А еще при разговоре потешно таращил глаза, – добавил командор Хендрикс. – И надувал щеки.

– То есть разнообразно пытался выглядеть объемнее и солиднее, чем есть на самом деле, – пояснил Оберт. – Как многие люди невысокого роста и с завышенной самооценкой.

– Я не помню, – сказал де Врисс удрученно.

– Это-то и странно, – заметил Ниденталь. – Кого бы я ни спросил, либо не помнят, либо давно не видели.

– Это же легко проверить, – сказал командор.

– Уже, – сказал Руссо. – Франц поделился со мной, и я взял на себя ответственность… Например, заглядывал к нему в окно. В комнате идеальный порядок, постель слегка примята, на столе кружка с водой, цветы на подоконнике вполне живые. Такое впечатление, что хозяин только что отлучился и вот-вот вернется.

– Может быть, он был в душевой, – предположил командор Хендрикс.

– Его там не было вовсе, – поморщился Руссо. – Иначе, учитывая его темперамент, постель выглядела бы не смятой, а скомканной. И на полу что-нибудь валялось. Вот у вас, командор, при всей вашей любви к порядку, всегда что-нибудь да валяется.

– Думаете, он умер? – мрачно спросил командор Хендрикс.

– Думаю, вам стоит спросить об этом Ктелларна, когда он придет в гости, – сказал де Врисс.

– Нет, – возразил Оберт. Все посмотрели на него. – Ни в коем случае. Они хотят, чтобы мы не знали, что случилось с этим человеком. Пускай продолжают хотеть дальше.

– Но я тоже хочу знать, что с ним случилось, – сказал командор. – Черт знает что! Потеряли человека… В чьей он был группе?

– Думаю, ни в чьей, – сказал Ниденталь. – Идея с группами возникла после того, как он исчез.

Это была одна из удачных придумок командора: разбить все население поселка на группы по десять человек, по числу пальцев на руках, назначить старшего и благодаря этому иметь полную картину происходящего с пассажирами «Согдианы». Были и неудачные, но поскольку их никто не воплощал в жизнь, они скоро забывались.

– Черт знает что, – повторил командор сердито. – Как я мог?!

– Вы же не Ниденталь, чтобы помнить обо всем, – сказал Руссо.

– А мне и не нужно помнить обо всем…

– Когда мы определимся, есть ли у нас планы или нет, – сказал де Врисс и посмотрел в сторону Клэр Монфор, которая на дальнем конце делянки высаживала в лунки свою рассаду, – когда мы на что-то решимся, у вас будет возможность задать все вопросы.

– А у нас есть планы? – спросил Оберт.

– И, кстати, у нас есть время? – в тон ему откликнулся Руссо.

– Ни того, ни другого, – промолвил командор. – Давайте расходиться и думать. А то наш добрый капрал Даринуэрн начинает нервничать.

– Пускай нервничает, – криво усмехнулся Оберт. – У него работа такая. Впрочем, пойдемте уже копать эти чертовы лунки.

– Вы же сами просили устроить всем какое-нибудь занятие на свежем воздухе, – пожал плечами командор. – Чтобы не спятить от праздности и одиночества. Эхайны нашли нам такое занятие…

– Я удивлен, – вдруг сказал Ниденталь.

– Чем именно? – с живым интересом спросил де Врисс.

– Что у нас нет планов.

– Видите ли… – начал командор.

– Ведь нам постоянно шлют сигналы, – продолжал Ниденталь, – а мы делаем вид, что нас это не касается.

– Какие, к дьяволу, сигналы?! – сдавленным шепотом вопросил Оберт.

– Ну как же! – удивился Ниденталь. – Можно сказать, открытым текстом!

– Сейчас не лучшее время для интриг, – сказал Руссо. – Со мной вы могли бы поделиться заранее…

– Это не интриги, – сказал Ниденталь обиженно. – Вот еще! Да я постоянно вижу эти сигналы. Вначале, почти два года назад, в сериале, который так любит наша молодежь, на тридцатой минуте двенадцатой серии на стене дома, где живет протагонист, появились тангутские иероглифы. Они были совершенно не к месту, выглядели так, словно кто-то стряхнул здесь кисть с краской…

– Вы сумели их прочесть? – недоверчиво спросил командор.

– Конечно. Я могу прочесть надписи на всех живых и восьмидесяти двух мертвых языках. И говорить на сорока пяти живых…

– Ниденталь, я вас сейчас придушу за ваше тщеславие, – процедил сквозь зубы Руссо. – Почему вы даже мне об этом не сказали?!

– Потому что я думал, что все видят эти сигналы.

– Что там было написано, мать вашу? – спросил Руссо.

– Примерно следующее: «Дайте нам знать».

– Что мы должны дать знать? – нахмурился командор Хендрикс. – И, главное, кому?

– Так вот, – сказал Ниденталь. – В следующей серии эта же надпись появилась в заголовке новостей, которые смотрела на большом видеале одна из девушек сериала. Но на двадцатой минуте и русскими буквами.

– Та же самая? – переспросил де Врисс.

– Только по-русски, – кивнул Ниденталь. – Мне не составило труда экстраполировать ситуацию, и я не ошибся. На десятой минуте очередной серии какой-то случайный прохожий обратился к главному герою со словами: «Эраман-ро!» Тот еще, помнится, слегка удивился, но не придал значения и продолжал болтать со своей девицей. – Он помолчал. – Видимо, вы тоже не придали значения.

– Ну еще бы, – сказал Оберт.

– А, между прочим, было сказано: «Дайте нам знать!» на ломаном айнском языке.

– Что, есть такие языки? – спросил де Врисс недоверчиво. – Тангутский… айнский…

– Есть, – вздохнул Ниденталь. – А еще грузинский. На первой минуте новой серии. Красивая такая вязь на борту одного из гравитров, что опустился рядом с аппаратом нехорошего парня. Потом еще старовьетнамская письменность «тьы ном», иврит, катакана, азбука Морзе… – Он вдруг встрепенулся. – Если бы мы все знали азбуку Морзе или хотя бы шифр Полибия, он же «тюремная азбука», то могли бы постоянно общаться хотя бы даже и в присутствии эхайнов!

– Пижон, – сказал Руссо с неудовольствием.

– Выводы! – потребовал командор. – И быстрее, Франц, вы же аналитик!

– Извольте. Эти надписи – сигналы, адресованные нам. Они возникают в каждой серии однажды и на минутах, кратных десяти, в убывающей последовательности. Они закодированы средствами земных языков, которые не являются родными ни для одного из нас. Я убедился несколько раз, что это правило соблюдается. Экзотические языки выбраны в рассуждении, что среди эхайнов не найдется ни одного специалиста по земной лингвистике.

– Но ведь и среди нас нет лингвистов, – вставил Оберт.

– Вот сейчас-то я почти уверен, что все делалось в расчете на меня, – сказал Ниденталь упавшим голосом. – Мне как-то и в голову не пришло, что эти сигналы могу прочесть только я. Я что, один это видел? Простите…

– Удовлетворение тщеславия – наивысшее наслаждение для людей, – ядовито проговорил Руссо, – но возможно оно лишь через сравнение себя с другими. Шопенгауэр.

– Будет вам, – сказал Оберт. – Как беден был бы человеческий дух без тщеславия! Ницше. Выводы, коллега Ниденталь, выводы! К нам уже идут…