Олег Дивов - Настоящие индейцы

– Ни хрена же ты подарки Саттангу делаешь…

– Патер, не Саттангу. И не подарки. Федор будет жить на том участке, который ты мне продал вчера. Считай, что это мой управляющий. Он будет заниматься техобслуживанием и трансляцией данных от Матери Чудес. Он парень контактный, понимает важность условностей, тебе придется учить его истории и традициям Саттанга, так что верховный жрец, если надо, из него выйдет первостатейный. Я ни капельки не сомневаюсь, что он еще займется тем, чем обычно занимаются боги, сошедшие с небес, то бишь соберет детишек и откроет школу. Федор – ходячая библиотека знаний и умений. Тебе, кстати, не возбраняется пользоваться им в этом качестве. Только учти, что у него есть как минимум характер, если не сказать больше. И четкие представления о том, что такое хорошо и что такое плохо. Плохим людям он не помогает.

– Ну понятно. Помимо прочего это будет резидент вашей разведки.

– Патер, с какого хрена? – изумился Крис. – У него что, есть гражданство?

– Отсутствие гражданства не помешает использовать его именно в этом качестве. Неофициально.

– Зато он не берет взятки и не будет устраивать государственный переворот, – сказала я. – Патер, извини, но мы пойдем. Мы устали как собаки.

Патрик покивал. И вдруг с чувством обнял нас всех по очереди.

– Спасибо, друзья.

Мы очень медленно шли к нашим палаткам. Почему-то я не удивилась, когда Август совершенно по-дружески, естественным жестом обнял меня за плечи. Нормально среди товарищей. Но мне стало теплей и спокойней. Я даже подумала, что беременность не так уж фатально изменит мою жизнь.

Навстречу быстро шел Макс. Высоко подняв голову, с надменно застывшим лицом.

– Маккинби, руки прочь от моей жены.

Мы остановились. Август не пошевелился.

– Ты оглох? Это моя жена и… – Макс глумливо усмехнулся. – … как правильно – будущая мать моего наследника или мать моего будущего наследника?

Я почти физически почувствовала, как вздрогнул Август. Он не знал, кто отец моего будущего ребенка. Может, думал, что меня изнасиловали индейцы. В одном смысле индейцы лучше: никаких проблем с отцовством.

Август убрал руку с моего плеча.

Я влепила Максу пощечину. Он только головой дернул, на меня даже не посмотрел.

Август повернулся и тихо пошел к роще.

Я со всего размаху пнула Макса в колено.

– Хочешь поговорить, любимая? – он извернулся и поймал меня за руку. На землю с моих плеч упал шотландский плед.

Вдруг Макс застыл. Очень медленно выпрямился. Чуть сбоку от него стоял Крис, уткнув в висок Макса пистолет.

– Руки прочь от моей сестры, – без злости, но как-то очень уж спокойно сказал Крис. – Повторять не буду. Вместо повтора будет пуля.

Макс разжал пальцы.

– И запомни, коммандер Максим Люкассен. Моя сестра поступит так, как сочтет нужным. А гарантом ее свободной воли выступлю я.

Макс осторожно рассмеялся – так, чтобы не толкнуть пистолет.

– Крис, ты неглупый парень, но большой романтик. Если б этот баран хотел жениться на твоей сестре, он женился бы еще в университете. Сколько они знакомы? Не питай иллюзий. Маккинби, когда ему действительно надо, отличается дивной решительностью и поразительным упорством. Он стены сносит. На Делле он не женится никогда. И не лезь в наши с ней отношения. Она носит моего ребенка. Так что остынь. Тебе со мной ссориться не с руки, мы все-таки будущие родственники, и принц ты без году неделя, в отличие от меня, в сословие-то не вхож еще. Я не против твоей дружбы с Маккинби. Но я больше не позволю этому кучерявому выродку дурить голову Делле. Ты хоть раз спрашивал, в чем заключается ее «работа»? Нет? А я видел. Просыпается Маккинби с похмела, идет, значит, в душ, а Делла в это время заказывает ему чистую одежду. Всю, включая нижнее белье. Она ему кашу варит, баб его обихаживает. Ты не слышал, Крис, как эти бабы с ней разговаривают. А я слышал. И Маккинби это позволяет. Ты считаешь, она для этого училась в Военном университете? Насчет работы я тоже знаю. Маккинби берет контракт на банду, реально опасную банду, и сидит либо дома, либо вообще на Земле. Я носился как укушенный, пытаясь прикрыть Деллу. Маккинби никогда не было рядом. Когда к ней в номер вломилась орочья банда, там был я, а не Маккинби. И пулю от легендарного киллера Пола Даймона поймал тоже я. Князева брали мы с Деллой. А Маккинби, естественно, явился к шапочному разбору, когда надо было на уникальный концерт сходить. Кстати, главарей банды брал тоже я. Маккинби спокойненько ждал.

У меня потекли слезы. Я резко оттолкнула обоих – и Макса, и заслушавшегося Криса.

– Кто сунется ко мне – пристрелю!

И убежала, рыдая.

– Спорим, мечтаешь убить меня? – спросил Берг, бесцеремонно усаживаясь рядом.

Маккинби не повернул головы.

– Уверен, что не решусь? – осведомился он.

Берг засмеялся:

– В том-то и дело, что нет. Иначе было бы неинтересно.

– А, – равнодушно протянул Маккинби. – Сопротивление распаляет и провоцирует вторичную агрессию.

– Да нет. Просто какой смысл испытывать на прочность человека, который сразу сдается? Мне интересен момент риска. Идти по лезвию, играть на пределе.

Маккинби не прореагировал. Так и сидел, любуясь горизонтом.

– Ты европейскую мифологию знаешь? – вдруг спросил он.

– Желаешь попрекнуть меня необразованностью? Куда мне, солдафону, джедаю тупому, тягаться с тобой, почти историком и полным инквизитором. Только, представь себе, знаю. Более чем хорошо.

– Я рад. Тогда мне не придется пересказывать тебе весь корпус текстов, чтобы дать хотя бы общее представление. Был в скандинавском пантеоне такой персонаж – Локи.

– А то я его не помню… – Берг даже фыркнул. – Самая интересная с точки зрения литературы фигура. Неоднозначная, конфликтная, непредсказуемая и глубоко трагичная по большому счету.

– Мне кажется, ты должен ощущать духовное родство с ним.

– Не приходило в голову. Но, знаешь… А ты прав.

Маккинби поднял камушек, легонько бросил его, проследив, как тот катится, цепляясь за жесткую траву.

– Локи плохо кончил, – обронил он.

– Да ну? – Берг вскинул бровь.

– Неоднозначность Локи называется одним простым словом – беспринципность. Ничего загадочного в Локи нет, сплошное самолюбование, подростковое самоутверждение да глобальная обида на всех и каждого. Локи очень любил подшутить над ближним, испытать на прочность, а когда выдавался случай блеснуть умом – охотно помогал тем, кого сам же и подставил. Его главная ошибка была в том, что асы в массе своей лишены чувства юмора. Блистать остроумием надо в обществе, которое способно тебя понять, но не способно с тобой соперничать. Иначе в дураках останется не объект насмешек, а шутник. Что, собственно, и произошло.