Юрий Никитин - Alouette, little Alouette…

– Развлекайтесь, – сказал он Максиму добродушно, – потом поговорим.

И, подхватив женщин под руки, увел достаточно властно, но они на этот раз уже не стремились вернуться. Максим, проводив их неверящим взглядом, вздохнул с облегчением и подумал со смутной благодарностью, что Аллуэтта все-таки молодец, сыграла жестко, быстро и без всякой игры в любезности, обрубив притязания золотоискательниц одним касанием.

Подошел Френсис, кивнул вслед удаляющейся троице.

– Видишь, Аллуэтта, – сказал он с отвращением, – вся та дикая тупая масса, что орала и доказывала, что умирать необходимо, дескать, таков закон эволюции, а мы вредим человечеству… сейчас вдруг переменила взгляды и требует, чтобы им дали бессмертие бесплатно и сразу!

Максим сказал с тоской:

– А политики вроде Галахера тут же оседлали эту волну и яростно борются на права простого человека. Выразители, так сказать.

Аллуэтта сказала с сильно бьющимся сердцем, счастливая, что и ей можно участвовать в разговоре умных, и страстно пугающаяся возможности провалиться:

– И ничего с ними не сделать?

– А что сделаешь, – уныло сказал Максим. – Скользкие, как угри только что из реки.

Френсис сказал покровительственно:

– Максим, ты старше меня, но бросаешься на эту стену, как ребенок… только лоб расшибешь, ничего больше. Не нужно с ними спорить и доказывать.

– А что делать?

– А ничего, – ответил Френсис хладнокровно. – Простого человека ничем не переубедишь, а политик – тоже очень простой и неумный, только очень хитрый. Он всегда лучше нас знает, чем заниматься науке, как у кого ворует правительство и как правильнее забить гол в ворота… или что там у них.

– И что ты предлагаешь? – спросил Максим зло. – Согласиться, что бессмертие всем и бесплатно?… Или хотя бы неограниченную продолжительность жизни?

Френсис кивнул.

– Да. Соглашаться.

– Что?

– По крайней мере, – уточнил Френсис, – не спорить. Ты же понимаешь, это бесполезно. С простыми людьми спорить… это все равно что с домашним хомячком.

– Но я не могу согласиться с очевидной нелепостью!

– И не соглашайтесь, – сказал Френсис мирно. – Но про себя. Отвечай, что да, конечно, неограниченная по продолжительности жизнь, а в недалеком будущем и бессмертие – для всех и каждого.

– Чего-чего?

– Но ввиду того, – договорил Френсис, – что это требует сложнейшего оборудования стоимостью в миллиард долларов и хирургов высочайшей квалификации, сперва будет доступно только единицам. Потом десяткам, сотням, тысячам… А затем и массово: всем и бесплатно. По социалке. Как, вообще-то, и будет на самом деле, никакой брехни.

Аллуэтта сказала отважно:

– Френсис прав, Максим. Это как телевизоры, топовую модель в сто тысяч через пару лет отдают за две-три. Так и с бессмертием, я же слышала!

– Где? – буркнул Максим.

– У нас в лаборатории, – пояснила Аллуэтта.

– Нашла, – сказал Максим, – где набираться мудрости…

Френсис посмотрел на нее хитрыми глазами. По лицу Максима видно, что ему приятно, когда Аллуэтта сказала «у нас»

– А где еще, – поддержал он, – Аллуэтта права. Одного меня стоит послушать, это же кладезь мудрости! Конечно, между открытием возможности бессмертия для единиц и массовым внедрением разрыв во времени будет весьма заметным… но о таком пустяке упоминать не стоит.

– А за это время большая часть простых вымрет, – сказал Максим хмуро, – остальных приучим довольствоваться сытой жизнью без болезней и в достатке.

– А общество бессмертных, – сказал Френсис, – обойдется без этой жруще-срущей протоплазмы.

– Все равно неприятно, – сказал Максим. – Не люблю обманывать. Но и правду не скажешь.

– Вот-вот, – сказал Френсис. – Просто занимайтесь своим делом, с дураками не спорьте. Если требуется по обстоятельствам, даже соглашайтесь. Понятно же, всегда и во всем все делается как надо, а не как обещаем простым электорателям, которые всерьез уверены, будто это они выбирают правительство и определяют, как жить обществу.

Максим сказал раздраженно:

– Просто не люблю этих популистов! Видел, он даже подпрыгивал, указывая на себя пальцем: смотрите, какой гуманист, хочу щастя для всех и сразу! Задаром!.. А нас, значит, которые понимают, что ничего даром не дается, сразу в фашисты какие-то…

– Не бэри в голову, – лениво сказал Френсис. – Человек глуп, туп и нэ развит, как почти все демократы. Лучше посмотри, какая у нас Аллуэтта красивая… Аллуэтта, это ничего, что «у нас», а не у него? Тоже хочется твоим обаянием попользоваться.

Она сияюще улыбнулась.

– Подлиза!

– Еще какой, – согласился Френсис. – К красивым женщинам подлизываться ну совсем не стыдно. Даже наоборот! Кто не подлизывается, тому должно быть стыдно. У него что-то не так с ориентацией.

Максим, не реагируя на празднично легкий тон Френсиса, сказал с прежней злостью:

– Неужели он всерьез полагает, что клеточная терапия высшего уровня вот так должна быть доступна для всех? Для всех сразу… или вообще не разрешать, если пользоваться будут только те, кто сможет оплатить?

Френсис сказал, рассеянно наблюдая за дефилирующими гостями:

– Может, он полагает, что социальная страховка покроет и такие расходы?.. Тогда он вообще… У него сколько детей?

– Пока ни одного.

– Женат?

– Четырежды.

– Ну, точно демократ!.. И полагает, что дети соседа должны кормить и заботиться не только о своих родителях, но и о нем?

Максим фыркнул.

– А для тебя новость, что для большинства демократов бутерброды с ветчиной растут на дереве? Они предпочитают верить в такое, иначе пришлось бы становиться вегетарианцами, вступать в партию зеленых, спасать каких-то пингвинов…

Френсис взглядом подозвал официанта, пожилого седого красавца в безукоризненном костюме, молодых уже не научить нести поднос с множеством фужеров с таким изяществом.

– Это Алькоретто? – спросил он.

– Альдарванно, сэр, – ответил официант бесстрастно.

– А нам все одно, – сказал Френсис беспечно. – Максим, держи… Аллуэтта, а тебе такое можно?

– Бесстыжий, – сказала Аллуэтта, – мне все можно.

– Здорово, – сказал Френсис с уважением.

Она метнула взгляд на Максима и поспешно добавила:

– Но я не все себе позволяю. Я скромная. И послушная.

Официант удалился, оставив в их руках по бокалу. Френсис царственно озирал зал, где образуются причудливые узоры из тщательно одетых бизнесменов, рассеянных ученых и ярких женщин, то ли жен, то ли эскорта, то ли золотоискательниц, хотя одно не отменяет ни другое, ни даже третье.

– А ведь бизнес, – сказал он, – даже сейчас интересует не бессмертие, а возможность на нем заработать.

– Возможно, – сказала Аллуэтта, – от них лично бессмертие и так не уйдет?