Юрий Никитин - Alouette, little Alouette…

Потому молодые, что еще не дали потомство или не успели его вырастить до половой зрелости, так страстно жаждут жить и так яростно борются за бессмертие. Потом они, видя уже внуков, которых выращивать и не надо, это делают их сыновья и дочери, слышат уже другой мощный приказ все той же программы: все, пора освобождать место…

И вот появляется целая сложная разветвленная философия, что человек должен умирать совсем не потому, что надо освобождать место, а для прогресса якобы просто необходима смена поколений… В последнее время муссируется идея, что бессмертие недопустимо, власть захватит новый Гитлер и будет править вечно.

Джордж сказал плачущим голосом:

– Пытаться сейчас отключить эту программу… это уничтожить человека. Все-таки мы пока что в основе своих мотивов не отличаемся не только от волка или воробья, но даже от кузнечика или бактерии.

Максим оглядел их серьезные лица:

– Что, испугал вас Френсис?

Евген запротестовал:

– Нисколько! Подумаешь, программа. У нас такие хакеры…

Он умолк, а Максим сказал веско:

– Вот-вот, почему это человек обязан оставаться человеком? Который на самом деле не человек, а волосатая и дикая обезьяна.

Он перевел взгляд на Френсиса, тот понял и подхватил веселым бодрым голосом юного бойскаута, проигрывающего на трубе утренний подъем:

– …что использует свой так называемый разум только для того, чтобы лучше выполнять самую древнюю и глубинную программу животного: плодиться, расширять кормовую базу, доминировать!

Георгий хлопнул в ладоши, то ли всерьез, то ли с иронией, но Анечка тут же подхватила, рядом захлопала Аллуэтта, что во всем ориентируется на Анечку, такую умную и серьезную, а глядя на девушек, захлопали и остальные.

Френсис шутливо раскланялся, но указал на Максима, дескать, часть похвал и ему, он же начальство, все равно примажется.

Они разошлись к столам, что давно уже не столы в старом привычном значении, как и сами они не биологи, что лишь изучают организмы. Аллуэтта с трепетом понимала, что теперь это больше инженеры, которые программируют новые формы жизни, стараясь сделать их лучше, чем создала природа или, как хвастливо говорят сами биологи, лучше, чем сумел Господь Бог.

И уже начинают кое-что внедрять в человека, сперва избавляя от болезней, а вот-вот начнут изменять его всего-всего…

И от понимания такого у нее по всему телу бежали мурашки, то страха и восторга, то беспричинного ужаса, что переходит в ликование, она здесь, рядом с Максимом, а он изменяет человека и все человечество!

Освоив лабораторию так, что и с закрытыми глазами ни на что не наткнется, она разносила кофе, булочки, поджаренные горячие гренки, а когда подошла к Максиму, пугливо огляделась по сторонам и горячо зашептала:

– Максим… я живу одна в гостинице, ты один в своей квартире. Не находишь, что это несколько глупо?

Он изумился:

– Что глупого? Все так и должно.

– Почему бы нам не спать в одной постели? – спросила она. – Тебя это ни к чему не обязывает!.. Даже мой отец не помнит тех диких времен, когда переспавший с женщиной обязан был на ней жениться. У тебя могут случиться застойные явления.

– Не случатся, – заверил он.

– Понимаю, – ответила она, – но я могла бы позаботиться лучше.

– Нет, – отрезал он.

– Почему?

Он сказал откровенно:

– Я тебя боюсь.

– Ого, – проговорила она озабоченно. – Почему? Разве я не твоя покорная лаборантка?..

Он покосился опасливо в ее сторону.

– Самой не смешно?..

– Но я такая, – сказала она настойчиво. – Максим! Как ты можешь отказывать женщине?.. Хочешь, сейчас зареву?

– Упаси боже, – сказал он. – Это шантаж, гнусный шантаж.

– А что мне еще остается? – спросила она шепотом. – Я уже в отчаянии. Ладно, я все равно сегодня приду.

– А я не открою дверь.

– Влезу в окно.

– Я на двадцать четвертом этаже, – напомнил он. – А стена как бы скользкая.

– Тогда буду ломиться в дверь, – сказала она зловеще. – Стучать, орать, рыдать, соберутся все соседи, я им расскажу, что ты меня выгнал с ребенком… почти беременную…

– Зараза, – ответил он. – Ладно, но спать будешь на диване.

Она вскрикнула шепотом:

– Да хоть на коврике у твоей кровати! Положив голову на твои тапочки.

– У меня нет тапочек.

– Я куплю, – пообещала она. – Я знаю твой размер. Сегодня по дороге домой куплю. Или прямо щас пошлю дрона…

– Не смей!

– Он принесет не сюда, – ответила она быстро, – я заберу потом, после работы.

– Иди, – сказал он, – скройся и не показывайся на глаза до позднего вечера!

Она пискнула:

– Слушаю и повинуюсь!

Кто-то из его команды сделал не тот жест, экран с готовностью вспыхнул и выдал крупное потное лицо климатолога, рассказывающего, какие ужасы ждут человечество при грядущем потеплении.

Максим раздраженно качнул головой, экран погас, а он раздраженно подумал, как же народ любит пугалки и страшилки, на что СМИ с готовностью откликаются, выдавая такую вот чушь. Добро бы только в кино, но с жаром пересказывают друг другу всякую хрень, жадно вылавливают в новостях все отрицательное, а новости делают тоже люди, им зарабатывать надо, а чем больше гадостей наговорят, тем шире аудитория…

Но за последние, к примеру, сорок лет ни одна пугалка не сбылась: население удвоилось, но никакого голода и войн за кусок хлеба, зерна собирают втрое, вечно вымирающая от голода Индия уже сама экспортирует продовольствие, кто бы подумал; Африка зазеленела, радиоактивные осадки почти исчезли, уровень воды в Мировом океане все тот же, нефть не только не кончилась, а все увеличивается и увеличивается, две трети ядерных установок уже демонтированы, народ переходит на солнечную энергетику, атмосфера все чище и чище, ни один вид животных не вымер, мобильники уже есть даже в самых диких племенах, как и Интернет, бедные страны развиваются быстрее богатых, перспективы прекрасные, однако эти алармисты все нагнетают и нагнетают.

Хотя, может быть, это и к лучшему. Так человечество и не заметит, как войдет в бессмертие, испугаться не успеет, более напуганное каким-то мифическим потеплением или озоновой дырой.

Тренированный и дисциплинированный мозг пытался увильнуть от работы, то и дело переводя стрелки на Аллуэтту, но Максим брал его за шиворот и тыкал носом в нужное, полезное, необходимое, однако время от времени чувствовал, что снова начинает думать об Аллуэтте.

Мур не предполагал, выводя свое наблюдение над прогрессом компьютеров, что его назовут «законом Мура», хотя, конечно, это никакой не закон, но для простого человека сойдет и некорректная формулировка. А главное, совсем не мог предположить, что наткнулся на некую универсальную константу.