Сергей Кузнецов - Затворник. Почти реальная история

– Почему ты не поговоришь с Сашей? Он не откажет. И потом – это хоть какая-то гарантия...

– Саша мой друг, – твердо сказал Костя, – и другом останется. Но просить его о помощи по поводу работы я не стану.

– Вот, все твоя упертость дурацкая! А Алеша? Посоветуйся с ним, он умный, вдруг что-то подскажет?

– Мам, Лекса я даже дергать не буду, он человек творческий, у нас с ним разные векторы применения...

– Чего?

– Всего!

– Хорошо. Я старая и глупая, ты – молодой и умный. Делай, как считаешь нужным, но, Костя... Осторожней. Таких организаций, как твой банк, в Москве сейчас почти не осталось.

– Да все будет в порядке, ма! Вот увидишь: Восьмое марта я буду праздновать на новом месте в окружении хорошеньких, длинноногих... – Он положил на бар деньги и пошел одеваться.

– Мам, пока!

Она вышла его проводить и критически оглядела.

– Я надеюсь, хотя бы на улице ты ходишь в шапке? Что за дурацкая привычка – фасонить! Весна пока не наступила, холодно. Я тебя прошу, не снимай, пожалуйста, шапку хотя бы до метро.

– Спасибо за ужин, мам. Я поехал.

– Ты непослушный мальчишка. В субботу поеду повидаться с Иваном и обязательно ему на тебя пожалуюсь. Он скучает... Почему ты стал так редко его брать?

– Мам, у меня другая семья...

– Но Ксюша хорошая девочка, и она, насколько я знаю, не против...

– Поговорим об этом в другой раз, ладно? Я побегу.

– Ты всегда такой! Никогда у тебя нет времени для матери!

Вдогонку ему, уже на лестнице, она крикнула:

– Надень шапку! Я буду смотреть в окно! Не расстраивай меня!..

...Не то чтобы он избегал навещать первую семью или брать к себе сына, нет... Но, с одной стороны, он видел, что они все меньше нуждаются в его опеке, Машка работает и нормально зарабатывает, Ванятка ходит в сад, все налаживается. Живут они, правда, все еще в съемной квартире, но плата вполне умеренная – от центра далековато. Маша копит на собственное жилье, он помогал, как мог; кроме того, она стоит в какой-то полумифической очереди «Жилье молодой семье 2015», что, вероятно, означает, что к 2015 году они имеют шанс получить плохонькую квартирку где-нибудь в Южном Бутово... Машка даже пытается устраивать собственную личную жизнь – пока не слишком успешно...

А с другой стороны... Оба они, Маша и Ваня (последний – в меру своего детского разумения), не могут простить ему, что он когда-то не принял их назад. Возможно, он и сам не мог себе этого простить. Воспоминания, взаимные обиды и остатки непониманий мешали им нормально общаться. Ну а последние полгода вообще черт-те что, он никого не мог и не хотел видеть, даже любимого сына. И Оксана не против, ей симпатичен его непослушный вихрастый сын, да и у Ванятки нет к «тете Ксюше» неприязни... Просто... что-то сбилось в жизни, нарушилось; нужно подкрутить самую малость, а остальное восстановится само собой.

На улице шел мокрый снег. Шапку он, конечно, не надел и, как всегда, забыл помахать матери, поэтому не увидел ее сердитого лица.

Завтра опять на собеседование, к двенадцати. Не поеду с утра в компанию, решил он, отосплюсь, явлюсь к потенциальному работодателю бодрым, отдохнувшим, оптимистично настроенным... Что за люди, какую приготовить версию ухода с нынешнего места – он пока не знал. Не страшно. На месте разберемся.

Метро, автобус, тихий двор – и он дома.

– Оксана, привет!

– Фолик, папа вернулся, – послышался из глубины квартиры ее голос, и вот она появилась сама: уютная, домашняя, в халате.

Следом за ней, зевая и потягиваясь на ходу, неспешно вышел их кот Фолик, Фолиант (Фолиант Максимилиан Амадей Мурзик Шестнадцатый, как однажды сымпровизировал Померанцев), огромный, шикарный, хитрющий, но очень добрый бело-синий с дымчатым голубоватым отливом перс, подаренный Оксане крошечным комочком на день рождения подругой, когда Костя еще только за ней, Оксаной, ухаживал. «Всем ты хорош, – говаривал коту Санчо, когда сытый Фолик, урча, как советский холодильник «ЗИЛ», угревался у него на коленях, – одно меня смущает. Голубоват ты, братец. Во всяком случае, по окрасу. А может, и не только». «Наговариваете вы на нашу семью, – тут же со смехом цитировала Оксана. – Грех это».

Фолиант потерся о ноги хозяина и, будто просто так, ни за чем, прошествовал в кухню – наслаждаться запахами.

– Откуда так поздно? – спросила Оксана.

– К маме заезжал.

– Раздевайся. Ужинать, или тебя покормили?

– Ну разве мама могла отпустить меня без ужина? Чаю поставь.

Оксана отправилась на кухню, что-то строго сказала коту и, пока Костя переодевался и вешал костюм, гремела чашками и тихонько напевала. Ее мужчинам – Косте и Фолианту – нравилось, когда она в таком настроении.

Он умылся и сел за стол. Перс немедленно вспрыгнул ему на колени и, пошебуршавшись, угнездился. Себе Оксана заварила зеленый чай, Косте – пакетик «Липтона». Он любил горячий, она же обязательно разбавляла прохладной кипяченой водой. Но пить чай вечером на кухне любили оба.

– Как мама? – спросила она, подвигая ему вазочку с зефиром.

Кот внимательно следил за ее манипуляциями. Егоров с удовольствием откусил от целой кипельно-белой воздушной зефирины; Оксана осторожно разделила ее пополам, потом каждую половинку разрезала маленьким ножом еще на две части. Четвертинку поднесла к носу Фолианта, он понюхал, открыл рот, съел, а потом будто бы кивнул в знак благодарности.

– Нормально. Я сегодня понял, что она знала о моем увольнении. Ты ей все-таки сказала?

– С ума сошел? Ты же просил не говорить...

– Просто я знаю, как она умеет выведывать. Не захочешь – проболтаешься.

Он пил аккуратно, из чашки, маленькими глотками. Она – с чайной ложечки, хотя ей вовсе не было горячо. Кот время от времени приоткрывал один глаз и поглядывал то на хозяина, то на хозяйку.

Почему мы вместе, мелькнула у него мимолетная мысль, когда он поднял на нее взгляд. Наверное, вот поэтому: мы любим одно и то же... чуть по-разному. В этом – высший кайф. Невероятное везение – встретить ее!..

– Звонил твой друг, – сказала она через некоторое время, когда мыла чашки и блюдца под мощной и шумной струей; он никогда не пускал воду так сильно.

– Который?

– Лекс Померанцев. Спрашивал, не нужно ли чем помочь. Деньгами, например.

– И что ты ответила?

– Поблагодарила. Обещала, что ты перезвонишь, – она улыбнулась ему. – Завтра.

А в ночь с 18 на 19 февраля, на предпоследний рабочий день, ему приснилась Книга.

В этом маленьком пыльном провинциальном городке лето – самая изнуряющая пора. Оно здесь начинается рано, много раньше, чем в столицах, в мае... А пожалуй, и в конце апреля. Ни ветерка, ни облачка, ни капли дождя. В зное замирало все: сама природа, люди, животные. Не хотелось есть, пить, двигаться, разговаривать. Июнь превращал городок в белый ад. Тополя здесь сроду не стригли, и на три недели окружающее пространство обнимало огромное облако пуха. Пух не летел и не падал – он висел в воздухе, моментально набиваясь всюду, куда только мог. Общение всего живого на этот период вне помещений прекращалось вовсе; собаки, рискнувшие поругаться во дворе, потом долго и натужно кашляли, хрипели, выплевывая, как фокусник на сцене, клочья пуха.