Сергей Кузнецов - Затворник. Почти реальная история

Страха, отчаяния или ложного трагизма с внутренним заламыванием рук и рыданиями она не испытывала. То есть вовсе. Ольга слегка изумлялась своей холодной решимости, хотя все разложила и определила для себя, и произошло это не вчера; решение было принято давно, осталось лишь сделать дело . А уж по части воплощения задуманного в ее жизни ни разу не было сбоев (один раз все-таки был...), даже если речь шла – идет! – о ее собственной жизни. Чего-чего, а силы в ней предостаточно.

Лунный человек в пижаме и колпаке, бросив случайный взгляд из окна своего лунного дома на землю, в этот уголок мира, увидел маленькую одинокую фигурку женщины, неторопливо но уверенно идущую... к своей цели .

Выйдя на набережную с другой – правой, если стоять лицом к морю, – стороны залива, она некоторое время двигалась вдоль полузатопленных и заброшенных гротов и штолен: здесь во время войны и после ее окончания располагалась одна из важнейших и секретнейших баз подводного Черноморского военно-морского флота Советского Союза. Сам город был закрыт для туристов. Несколько лет назад секретность сняли, на сохранившиеся стоянки подводных лодок водят туристов, а сама база перешла в ведение Министерства обороны Украины.

Набережную освещали фонари. Отраженная от воды какофония звуков из разнообразной музыки и неразборчивых криков слышалась здесь прекрасно.

Она дошла до строящегося небольшого отеля, предназначенного для состоятельных туристов, и остановилась.

Не реже двух раз в неделю Ольга выбиралась на платный пляж, располагавшийся неподалеку, и всегда замедляла шаги и любовалась на построенное здание. Отель напоминал стилизованный средневековый замок с башенками, окнами-бойницами, конусообразными дверями-воротами из красного дерева, витражами из разноцветного стекла. Он выглядел громоздким и легким одновременно; из материалов преобладали металл и стекло, но при этом возникало стопроцентное ощущение надежности и защищенности человека за этими стенами.

Она никогда не видела его ночью, и сейчас, при свете луны и фонарей по периметру ограды (территория была довольно большой), отель производил сильное впечатление.

Чтобы разглядеть его получше, она подошла к самой ограде.

«Будет жаль оставить их, – подумала Ольга. – Будет жаль только их двоих: "Святую Терезу’’ и отель. Я привязалась к ним».

Справа, в глубине двора, под навесом, она увидела запыленный мебельный фургон. Скоро они обставятся, и тогда появятся первые постояльцы...

Она постояла еще несколько минут и двинулась дальше.

Справа надвинулась темная громада гор, слева было море. Освещенная набережная осталась позади. Шум с той стороны залива отдалился.

Не доходя ста метров до платного пляжа, дискотека на котором закончилась давным-давно, на высоте пятнадцати метров над водой был мост, под которым выходили в отрытое море в надводном положении советские субмарины с ближних стоянок. Здесь большая глубина. Сейчас с этого моста в воду прыгают подростки, в основном – местные: приезжие боятся. Высота слишком велика.

Этой ночью первый и последний раз в жизни с моста решила прыгнуть Ольга.

Стать частью моря. Раствориться в нем.

Именно для этого она приехала в маленький пыльный захолустный украинский городок, с самой высокой горы которого днем в ясную погоду видно тонкую, едва различимую кромку турецкого берега.

Городок на краю мира.

Она стояла на самом краю бетонного карниза, обеими руками держась за парапет сзади. Море и небо были одного цвета. Море было абсолютно спокойным, в нем отражались луна и звезды, и оттого казалось, что она собирается сигануть в небо.

Впрочем, так оно на самом деле и было.

Время даже не остановилось – оно просто исчезло. Пропали звуки. В ее голове не было ни одной мысли, а в душе – чувства. Она не вспоминала свою короткую и непутевую, как всегда ей казалось, жизнь, ни с кем не прощалась. Она вглядывалась в необъятную равнодушную бездну, силясь увидеть, кто встретит ее там, по ту сторону. Получалось – никто, кроме...

Она медленно махнула сначала одной ногой, потом другой – шлепанцы беззвучно полетели вниз.

Она подняла голову, бросила спокойный, чистый взгляд на луну, потом отпустила руки и слегка толкнулась ими.

Приподнявшись на локте, Саша глядел на Оксану.

Она сидела на краю постели, поджав ноги и положив подбородок на колени. Смотрела в окно, за которым, по его твердому убеждению, не было ровным счетом ничего интересного: небо и окна соседних домов – некоторые занавешены шторами или тюлем, в других мелькают жильцы. Десятый этаж. Улица, машины, жизнь – внизу, далеко.

Впрочем, Оксана уставилась в окно не потому, что хотела увидеть там что-нибудь замечательное. Ей важно было не смотреть на Сашу. Всем своим видом и репликами она демонстрировала, как сожалеет о произошедшем, чем привела его в состояние раздражения: он не верил в ее раскаяние, помнил, как она вела себя во время близости. «Лицемерие, – думал он. – Обыкновенное женское лицемерие».

Он протянул руку и осторожно провел указательным пальцем по ее обнаженной спине вдоль позвоночника, сверху вниз. Она не дернулась и не отстранилась, вообще не пошевелилась. Только негромко произнесла (в который уже раз – в двадцатый, в сорок пятый?):

– Какая дура, блин. Дура.

Он убрал руку и лег на спину.

– Ты еще заплачь. Подай, пожалуйста, сигареты.

Взяв с тумбочки пачку она, не глядя, бросила ее за спину. Он поймал.

– Когда ты улетаешь? – спросила она негромко.

– Через пятнадцать дней.

– Ну и дура же я...

– Ну и хватит! – отрезал он, устав сдерживаться. – Все это поняли. И странно, что ты не употребляешь других, не менее расхожих эпитетов: лгунья, лицемерка... Шлюха. Что за истерика? Никогда не изменяла мужу?

– Представь себе.

– Все когда-то происходит впервые. Жалеть о том, что сделано, – глупо и бесперспективно. Думать надо было раньше...

– Вот только ты меня не учи! – сказала она зло.

– Не собираюсь. Можешь врать кому угодно, но себя-то не обманывай... Ты хотела этого с самого начала, с первой минуты, как пришла. Нет, даже раньше! Зачем ты уговорила меня отпроситься с работы и интересовалась, во сколько приходит Тома? Вот что тебе было нужно, а не посоветоваться, не пожаловаться на своего благоверного...

– Мой благоверный, между прочим, – сказала она, – твой друг.

– И что? – зычно воззвал к потолку, как к небесам, Саша и раскинул руки. – Что? Если жена моего друга, привлекательная женщина, сама лезет мне в штаны, я – что? Должен отпихивать ее и стыдливо прикрываться ладошками?

– Заткнись. Я не лезла ни в какие штаны.

– Конечно. Я лез... Ну не притворяйся, Ксю! Ты получила то, за чем шла. Не изображай оскорбленную невинность и жертву насилия. Лариса в «Бесприданнице» тоже рыдала наутро: безбожно, безбожно... Но с Паратовым-то она поехала сама.