Джеймс Дэшнер - Бегущий по Лабиринту

— Не волнуйтесь… Я сделал это специально…

Когда началась Метаморфоза, Томас полностью потерял чувство времени.

Как и в Ящике в день прибытия в Глэйд, он ощутил темноту и холод. Но на этот раз не чувствовал ни ног, ни тела. Он как будто плыл в пустоте, глядя в черную бездну. Томас ничего не видел, ничего не слышал, не улавливал никаких запахов. Его как будто лишили пяти основных чувств и отправили парить в вакууме.

Время тянулось бесконечно. Оно казалось вечностью. Постепенно страх сменился любопытством, а оно, в свою очередь — скукой.

Наконец, после периода томительного ожидания, что-то начало меняться.

Будто подул легкий ветерок, неосязаемый, но слышимый. Затем где-то далеко вдали Томас увидел белесый туман, плавно извивающиеся клубы которого постепенно превратились в настоящий торнадо, который протянулся так далеко, что юноша уже не видел ни начала, ни конца его бешено вращающейся воронки. И тут он почувствовал, как чудовищный порыв ветра, словно шторм, застигший утлое суденышко, ударил его в спину, разорвал одежду, растрепал волосы и стал затягивать в бушующую воронку смерча.

Башня из клубящегося тумана начала надвигаться на него — или, может быть, сам Томас плыл в ее направлении, — сначала медленно, а затем со все более угрожающей скоростью. Там, где всего несколько секунд назад Томас видел отчетливые очертания тоннеля, теперь простиралась бескрайняя белая гладь. И вот она его поглотила.

Томас почувствовал, как белесая мгла окутала мозг, и сразу же в сознание бурным потоком ворвались воспоминания из прошлого.

Все остальное обратилось в боль.

— Томас.

Голос — далекий раскатистый голос — прозвучал словно эхо в длинном туннеле.

— Томас, ты меня слышишь?

Он не хотел отвечать. Однажды его разум отключился, не в силах вынести боль, и теперь Томас боялся, что если позволит себе прийти в сознание, все повторится. Сквозь веки он увидел свет, но открыть глаза не мог, продолжая лежать неподвижно.

— Это Чак. Как ты, Томас? Пожалуйста, только не умирай, чувак.

И тут он все вспомнил: Глэйд, гриверов, их жалящие иглы, Метаморфозу. Воспоминания… Лабиринт не имеет разгадки! У них только один путь к свободе — путь ужасный, о котором они даже не предполагали. Томас был раздавлен отчаянием.

Застонав, он усилием воли заставил себя приоткрыть веки и увидел над собой пухлое лицо Чака, испуганно наблюдающего за ним. Впрочем, очень скоро глаза мальчика засветились радостью, и он расплылся в улыбке. Несмотря ни на что, несмотря на весь ужас, который ему пришлось пережить, Чак улыбался.

— Он очнулся! — закричал мальчик, ни к кому конкретно не обращаясь. — Томас очнулся!..

Звонкий крик мальчика заставил Томаса вздрогнуть; он снова закрыл глаза.

— Чак, тебе обязательно орать? Мне так погано.

— Извини. Я правда очень рад, что ты выжил. Скажи спасибо, что я тебя не расцеловал от счастья.

— Лучше не надо, Чак. — Томас снова открыл глаза и попытался принять сидячее положение, вытянув ноги на кровати и откинувшись на стену у изголовья. Все суставы и мышцы страшно ныли. — Как долго я провалялся? — спросил он.

— Три дня, — ответил Чак. — В целях безопасности тебя на ночь прятали в Кутузке, а днем опять переносили сюда. За все время нам раз тридцать казалось, что все — не выкарабкаешься. Но сейчас ты как огурчик!

Томас прекрасно представлял себя со стороны и знал, что выглядит отвратительно.

— Гриверы возвращались?

Восторг Чака угас в мгновение ока; он потупил взор и уставился в пол.

— Да. Схватили Зарта и еще двоих. По одному за ночь. Минхо с остальными бегунами снова прочесывали Лабиринт, пытаясь найти выход или что-то, к чему можно было бы применить тот дурацкий код, который вы обнаружили. Тухлый номер… Как думаешь, почему гриверы каждый раз забирают только одного шанка?

Томас почувствовал приступ дурноты — теперь он знал точный ответ и на этот вопрос, и на некоторые другие. Знал достаточно, чтобы понять, что иногда лучше чего-то и не знать.

— Найди Ньюта и Алби, — наконец сказал он. — Скажи, что надо созвать Совет. Как можно скорее.

— Ты не шутишь?

Томас вздохнул.

— Чак, я только что пережил Метаморфозу. Ты правда думаешь, что мне сейчас охота шутить?

Не говоря ни слова, Чак вскочил, пулей вылетел из комнаты и принялся звать Ньюта. По мере того как мальчик удалялся, его оклики делались все тише и тише.

Томас закрыл глаза и откинул голову назад, на стену. Затем мысленно позвал ее:

— Тереза.

Некоторое время она не отвечала, но внезапно у него в мозгу зазвучал ее голос, да так отчетливо, словно девушка сидела рядом.

— Это было действительно глупо, Том. Очень и очень глупо.

— Пришлось на это пойти, — ответил он.

— Я страшно злилась на тебя предыдущие два дня. Видел бы ты себя. Кожа, вены…

— Ты на меня злилась? — Томас затрепетал от мысли, что небезразличен девушке.

Она помолчала.

— Ну, я просто хотела сказать, что убила бы тебя собственными руками, если бы ты умер.

В груди у Томаса разлилось приятное, почти осязаемое тепло, и неожиданно для себя самого он даже приложил к сердцу руку.

— Ну… Тогда, наверное, спасибо.

— Так что с твоей памятью? Много вспомнил?

Он помедлил.

— Достаточно. Помнишь, ты сказала, что это мы поставили их в такие условия…

— Я была права?

— Знаешь, мы совершали плохие поступки, Тереза…

Он уловил исходящее от девушки чувство досады, как будто у нее назрел целый миллион вопросов, но она не знала, с какого начать.

— Назначение кода вспомнил? — спросила Тереза, словно не хотела узнать, какую роль играла во всем происходящем. — Ты хоть что-нибудь вспомнил такое, что поможет нам отсюда выбраться?

Томас молчал. Ему сейчас не хотелось с ней обсуждать этот вопрос. По крайней мере, до того момента, как он все хорошенько обдумает. Их единственный шанс выбраться из Лабиринта был сопряжен со смертельным риском.

— Возможно, — отозвался он. — Но это не будет легкой прогулкой. Надо созвать Совет. Я попрошу, чтобы тебе разрешили на нем присутствовать. Утомительно рассказывать все по нескольку раз.

Какое-то время оба молчали, явственно ощущая безрадостное настроение, исходящее друг от друга.

— Тереза.

— Да.

— Лабиринт не имеет разгадки.

Прежде чем ответить, она долго молчала.

— Думаю, теперь это всем очевидно.

Слышать боль в голосе Терезы — а он отчетливо ощущал ее у себя в мозгу — было почти невыносимо.

— Не волнуйся. Как бы то ни было, Создатели рассчитывают, что мы найдем выход. У меня уже созрел план.