Максим Шешкаускас - Император последнего дня

– Это эксперимент Творца, – перебил он меня. – Почему бы не посмотреть, как будут вести себя марионетки, предполагающие, что имеют свободу, но лишенные такого бесценного чувства, как радость.

– Творца… Ты имеешь в виду Бога? – переспросил я.

– Я сказал именно «Творца». Это эксперимент Творца – твоего и моего. Впрочем, чтобы все понять, тебе для начала нужно прекратить это свое существование.

– Вот ты к чему клонишь… – разочарованно вырвалось у меня.

– Я говорю только о том, что смерть, вполне может быть, далеко не конец.

– Может быть… – нехотя согласился я.

Мы замолчали. Я закрыл глаза и вновь попробовал прислушаться к кубу – бесполезно. Мы со Станиславом Валентиновичем стоим в абсолютно пустом квадратном сооружении на опушке леса. Неужели куб уже сыграл свою роль? Мне в это слабо верится…

– Знаешь, кажется, я влюбился, – вырвалось у меня неожиданно очередное признание.

Станислав Валентинович молчал, словно подбирал подходящие для моей ситуации слова, наконец, спросил:

– Кто она?

– Ты ее не знаешь. Что не может не радовать, – добавил я.

Мне показалось, что Станислав Валентинович хмыкнул.

– Вот видишь, с приходом весны и у тебя все налаживается.

– Да уж… Если это не просто очередной якорь, который я пытаюсь бросить, чтобы спастись от течения, уносящего меня в море одиночества и пьянства.

– Тебе не кажется, что ты слишком скептичен и угрюм для своих молодых лет?

– Кажется. – Мне просто не хотелось спорить.

Мы опять замолчали, я снова закрыл глаза и попробовал прислушаться.

– Генератор… – неуверенно начал Станислав Валентинович.

– Да? – подбодрил я, открывая глаза.

– Генератор все еще молчит? Все еще нет никаких проявлений с его стороны?

Я пожал плечами.

– Думаешь, они еще будут? Мне кажется, он полностью иссяк. А что говорят твои исследователи?

– Увы, Ник, я предполагаю, что он просто готовится к следующей стадии.

– Стадии?

– Я думаю, что очень скоро нам всем станет ясно…

Его слова утонули в моем громком смехе.

– Стадии, говоришь? Что еще за стадии? Это как в том месте, о котором ты только что рассказывал, где нет солнца? Завершающая стадия эксперимента Творца. – Я вновь громко рассмеялся, на глазах выступили слезы, и обледеневший дуб на лесной поляне превратился в мутное, отливающее серым пятно.

Станислав Валентинович молча стоял позади меня. Я тоже молчал, ожидая, когда высохнут слезы, – вытирать рукой их нельзя, он заметит.

– Уже три часа, скоро корпоратив начнется, – аккуратно забросил камень Станислав Валентинович.

– А мне еще переодеться надо. Ты прав, поехали.

Мы спустились с крыши, уселись в снегоход и поехали по все не желавшему сходить с земли снегу к свои машинам.

Станислав Валентинович открыл дверь джипа и выжидающе посмотрел на меня: хотел убедиться, что я тоже залезу в свою машину.

– Езжай, – я кивнул ему головой, – я за тобой.

Он заглянул мне в глаза, словно надеялся прочитать в них какую-то важную информацию, кивнул, сел в машину и завел двигатель.

Дождавшись, пока его джип скроется за горизонтом, сел в машину и я. Утопив педаль газа, я нагнал внедорожник за неполных три минуты. Пристроившись метрах в пяти позади автомобиля Станислава Валентиновича, я включил дальний свет. Он помигал мне аварийками, давая понять, что я его ослепляю – я обеими руками сильнее вцепился в руль. Он включил правый поворотник и стал сбавлять скорость, тогда я резко вывернул руль влево, прибавил скорость и пошел на обгон. Вырвавшись немного вперед, я все так же резко свернул на свою полосу и дал по тормозам, подрезав его. Даже сквозь закрытые окна мне было слышно, как свистит резина, стираясь об асфальт…

Мобильник заливался звонком, дисплей высвечивал номер Станислава Валентиновича, я забросил телефон на переднюю панель и включил проигрыватель: хрипловатый голос пел о том, как он поездом уезжает в ночь…

Двери школы я открыл в пятнадцать минут шестого, и, как всегда, меня окликнул знакомый голос:

– Пригласительный?

Мое лицо не смогло изобразить ничего, кроме глупой улыбки.

– Пригласительный у тебя есть? – властно повторил охранник.

Я медленно обернулся и посмотрел на Вадима – ничего в его облике не изменилось, словно мы зависли во времени тогда, в октябре, в день нашей первой встречи.

– У меня нет пригласительного, – по-прежнему улыбаясь, признался я.

– Тогда извини, вход для тебя закрыт.

– Может, тебе денег дать? – предложил я.

Лицо Вадима перекосило, словно он получил разряд тока, – видимо, так отображались на нем мыслительные процессы, – я был уверен, что денег за вход на корпоратив ему предлагают в первый раз.

– Извини, вход только по пригласительным. – Он не поддался искушению.

– Понятно… Скажи мне простую вещь: ведь ты меня помнишь?

Вадим едва заметно кивнул.

– Тогда почему?! Почему, черт побери, ты каждый месяц просишь у меня пригласительный?

– А откуда я знаю, что тебя опять пригласили?

Я ничего не ответил, а просто развернулся и вышел.

У входа я столкнулся с группой гостей, но я никого из них не знал, да и не хотелось, чтобы меня опять проводили на вечеринку, словно я нуждаюсь в покровителях.

Вечерело, и на улице заметно холодало. Мороз обжигал уши, и я поднял воротник новоприобретенного плаща.

Одет я был не по погоде легко, и, по идее, мне следовало скорее сесть в машину, включить печку и отправиться в ближайший магазин за бутылкой согревающего виски, но что-то заставило меня обойти школу по периметру. Остановился я у окна, через которое меня когда-то тошнило, – оглянувшись по сторонам, я приподнялся на цыпочки и попробовал толкнуть стекло – оно поддалось. Я схватился за водосточную трубу, ступил на немного выступающий цоколь, оттолкнулся, ухватился за желоб подоконника, подтянулся и, порвав свой плащ, все-таки влез внутрь. На меня удивленно таращились свидетели моего «вторжения», среди зрителей была и та группа, с которой я столкнулся у входа, – я приветственно махнул им рукой, снял и выбросил в окно плащ, закрыл створки и, как ни в чем не бывало, двинулся в зал.

Не то чтобы я горел желанием любой ценой попасть на вечеринку. Просто мне было необходимо одолеть Вадима, чтобы не чувствовать себя полным ничтожеством.

Меня захватила атмосфера вечного празднества – ни праздника, ни гулянья – а именно празднества, когда все ходят, стараясь не утратить торжественный вид, и обращаются друг к другу, стараясь не потерять официальный тон. Я перехватил у официанта бокал шампанского, залпом его выпил, отмечая свою небольшую победу, когда мое внимание привлекли люди, столпившиеся у стены в противоположной стороне зала. Любопытство взяло верх, и я направился к ним.