Елена Некрасова - Маленькие

— Это рассвет. Но в нашем языке моигу каждое слово содержит, как сказать… как бы составной образ. Аатау — это не просто рассвет, а рассвет в долине, где колышутся высокие травы, а у поэта тяжело на сердце, и долина представляется ему бездной, из которой нет выхода. Эта тяжесть задается продленным Аа в начале слова. Вот что услышит ат в таком слове. А смысл стихотворения в том, что я неожиданно остался без давнего друга, который был частью меня, и потеря еще не осознана. Мои глаза стали чужими, ноги не слушаются, меня окружает трава, и боюсь, что в ней заблудится и не вернется домой моя душа. Вот, вкратце.

— Как грустно… у тебя погиб друг, мне очень жаль. А знаешь, этот стих легко спеть, слова такие певучие.

— Слова певучи благодаря своей многозначности. Вот смотри, вроде бы короткое слово «никсилеоуу», это пример слова-истории. Слово описывает нашу Прародину в момент катастрофы — страшный удар, земля раскалывается, опускается на дно океана, боль, смерть, пыльные вихри, всё в этом слове. И последнее, что мы видим, — вершины самых высоких гор поднимаются кое-где над водой. Конечно, не все слова такие сложные… огос ак!

— Что-что?

— Ты совсем продрогла! Это я случайно сказал на моигу. Маш, поехали, стемнело уже, Зорька дожидается. Или пойдем, в машине погреешься, я печку включу.

Всё, больше он не согласится гулять до темноты — дорога жуткая, ни одного фонаря… Кажется, еще и проколол шину. Уже при въезде в деревню напоролся на что-то. Нужен внедорожник, но Куи считает, что сейчас нельзя покупать новую машину, потому что люди стали относиться к ним агрессивнее. И отношения с Машей подлили масла… В этом он прав. Черт! На этот раз точно проколол, тьфу ты… Народ тащит из дому всякую рухлядь и вываливает на дорогу, а рухлядь-то с гвоздями! И битые кирпичи, и стекло… Это они так дороги к зиме укрепляют, думают — нормально, утрамбуется. Поразительно. Будто сами тут не ездят… Ну всё, Машин поворот, дальше она не разрешает. Впереди тьма-тьмущая, хорошо, что фонарь подзарядили.

— Маш, приехали.

Хм, уснула… Они много гуляли, но дело явно в другом. В деревне и так целыми днями на воздухе. Это беременность, плод уже влияет на организм, скоро Маша должна будет спать по четырнадцать часов в сутки, а ближе к родам вообще по девятнадцать. Надо срочно с ней…

— Маш, Маша, ты там? Иван Денисович, а Маша с вами? Маш!

— А? Что такое… Люда? Ты чего так… что случилось? С Лешей что-то случилось? Что?

— Маш, извини, это я виновата, я только Наде рассказала — ну, тетке, только ей одной рассказала, а у ей внук Мишка, в пятый класс перешел, и он мальчишек подговорил, теперь они тебя дожидаются! Ты не ходи сегодня домой, а я Зорьку подоила, ты у нас заночуй, мы со двора зайдем, с другой стороны, тихонько…

— Люба, я вообще ничего не понимаю! Ты можешь объяснить, что случилось? Перестань тараторить!

— Там пацаны прячутся, Мишка ими верховодит, хотят тебя землей закидать. Это я во всем виновата! Я тетке рассказала, что Рыжуха лилипута, то есть Ивана Денисовича, боится, ну от… и еще сболтнула, что вы с ним это… ну, дружите, а теперь он даже не провожает тебя, раз корова его боится… Маш, ну прости, ну язык без костей, она же мне тетка, родственница, я только ей!

— И что мне теперь делать?! В собственном доме не появляться? Это они тебе рассказали, что землей? А может, камнями? Может, вообще хотят убить? Я же просила тебя не говорить никому про эти глупости!

— Не, землей, точно. Щас расскажу, я Зорьку твою как раз загоняла. Сидят пацаны, пять или шесть, точно не знаю, курят прям под твоим забором, я спрашиваю — вы чего тут сидите, места другого не нашлось? А они мне — а чё, нельзя? Хотим и сидим, улица общая. Мы к тебе не лезем, тетя, и ты к нам не лезь. А я как Мишку увидала, сразу почуяла неладное. И как стемнело, подкралась поближе и слушаю. И Мишка им говорит, что надо земли набрать и училку забросать, проучить, чтобы не путалась с уродцами… Вы извините, Иван Денисович, я как есть говорю, дети злые, сами знаете. И еще он сказал, что вы наших коров портите специально, чтобы самим разбогатеть, а мы рабы у вас будем. Это ж надо такое придумать!

— Да уж куда ему! Люба, скажите, а с Рыжухой всё нормально?

— Да слава Богу, всё путем: и молоко, и вообще — спокойная стала, ласковая… Может, сама отошла, а может, и вправду вас боялась. Спасибо, как говорится, что уважили. Маш! Ну прости меня, дуру, я прям вся уже извелась из-за этих говнюков, ну как быть, а? Ну, хочешь в милицию завтра пойдем? Заявим на них.

— На детей? Ты в своем уме? Пусть хоть побьют меня сначала.

— Ой, Маш… А чё? Пусть милиционер им скажет, что если тебе какой вред причинят, то их в колонию упекут. Пригрозить-то можно, а?

— Ладно, завтра разберемся, иди домой, я заночую у Ивана Денисовича.

Вот и хорошо, вот и славно, Хоми не сомневался, что она так решит. Сейчас они поужинают, и Куи уже предупрежден — он сказал, что будет у себя, хочет пообщаться с Усиму из Эквадора, обсудить какие-то новые идеи по поводу Календаря. Вот и на здоровье, чем бы дитя ни тешилось… Завтра Хоми его обрадует, отдаст ему Пятую Привилегию, и Ку станет милейшим атом. Еще бы! Иметь полную свободу выбора деятельности — он о таком и не мечтал… Займется своим Календарем, даже не дожидаясь совершеннолетия. Не будет катать ненавистные отчеты: привилегия позволяет информировать Центр только о важных открытиях. А характер Усиму? Интересно, что будет раздражать Ку в условиях полной свободы? Конечно, глупо давать Ку Привилегию, он ее не заслужил, есть множество более достойных. Но Хоми так решил.

Марья Ивановна не сразу сообразила, почему лежит на неудобном диване, шея болит — не повернуть, руку отлежала. Кажется, вчера… ну да, она у Ивана. Людка разболтала про корову, какие-то подростки подкарауливали ее у дома… пакость какая! Сегодня воскресенье, в среду надо быть на педсовете, через две недели начинается учебный год, и правда — хоть из школы уходи… В доме тихо, ни голосов, ни шагов… кажется, Иван поставил тарелки, она присела к столу и тут же отключилась. Больше ничего не помнит, и снов никаких. Но какая чистота и порядок в доме! И пыли не видать, вот молодцы…

— Маша, проснулась? Как спалось? Сейчас будем завтракать.

— Доброе утро, ой, это правильные часы? Неужели одиннадцать?!

— Правильные. Ну что ты так встрепенулась? Выспалась — и хорошо…

— Да ты что, Вань! У меня куры не кормлены, а Зорька? Люда наверняка ее не выгнала, думала, что рано приду, я же в полшестого встаю, с ума сойти… ой, как рука затекла, кисть даже не чувствую, прямо скосило меня вчера, так-так, потихоньку, надо домой…

— Маш, а завтрак? Знаешь, что я приготовил?

— Да какой завтрак… дома перехвачу что-нибудь. О боже! Я же борщ на плите оставила еще с утра! Думала, остынет, и вечером в холодильник поставлю… Ну всё, теперь он скис, ну что за невезение…