Пол Мелкоу - Дети сингулярности

- Надо спускаться с горы, - говорю я. - Если прилетит еще один флаер, он вызовет новую лавину. А если начнется лавина, мы обречены.

Они будто не слышат меня. Сбились в кучу и стучат зубами.

- Надо спускаться! - кричу я.

Запах безысходности в воздухе сменяется зловонием бессвязных чувств. Похоже, эти четверо в шоке.

- Ну же, идем! - говорю я и тяну за руку одного.

- Нет, мы не можем… наши… остальные… - бормочет он слова вперемежку с химиомыслями, которых я не могу разобрать. Цепочка рушится на глазах.

- Если мы не уйдем сейчас же, мы подохнем на этой горе. Нам негде укрыться, мы просто замерзнем!

Они не отвечают, но я чувствую, что они скорее умрут, чем покинут звенья своей цепочки.

- Вас же четверо, - говорю я. - Это почти целая цепочка! Они переглядываются, и я чувствую запах согласия. Затем один из

них гневно отворачивается. Ничего не выйдет: они не могут прийти к согласию.

Я падаю на колени и упираюсь лбом в снег. Я - единица, которая была шестеркой. Наваливаются усталость и безысходность, глаза отчаянно щиплет.

Я сильный, я никогда не плачу. И все же я оплакиваю мою цепочку, погребенную под снегом. Мое лицо - огонь, по которому течет вода. Соленая капля падает на снег и исчезает.

Сейчас мы уснем, и к утру нас уже не будет.

Я смотрю на Джулианов. Я должен отвести их к подножию горы, но не знаю, как это сделать. Если бы здесь была Мойра… Она, уж конечно, знала бы, что делать с этой четверкой.

Их четверо. В выводке матушки Редд было четверо клонов. Наши учителя - почти все квадраты. Даже премьер-министр Верховного правительства - и тот квадрат. Чего же лить слезы, когда они не хуже лучших из лучших? Если кому и можно отчаиваться, то не им, а мне…

Поднимаюсь на ноги.

- Я тоже потерял свою цепочку! Я вообще один! - кричу я им. - Это я должен плакать, а не вы! Вас четверо. А ну-ка, вставайте! Вставайте, говорю!

Они смотрят на меня, как на психа. Тогда я пинаю одну из них, она стонет.

- Вставайте!

Они медленно, неохотно поднимаются на ноги, а я ухмыляюсь, словно маньяк.

- Мы спустимся вниз. Идите за мной, я сильный.

Сквозь сугробы я веду их к одному из лавинных потоков. Нано-лезвием складного ножа отрезаю кусок веревки, уходящей глубоко в снег. Там, на другом конце этой веревки, - моя цепочка. Осторожно ступаю на рыхлый серый снег: может, я бы еще мог откопать их, как откопал этих четверых… С глухим ропотом снег подо мной сдвигается. Снежные массы соскальзывают вниз по склону. Свежие пласты еще не улеглись: новая лавина может начаться в любой момент.

Слишком поздно. Воздух у них давно закончился. Если бы я вернулся сразу, пошел за веревкой, когда лавина только остановилась, возможно, я бы смог их спасти. Но тогда я об этом не подумал. Не было рядом Кванты, чтобы напомнить мне о логическом выборе. В сердце сочится горечь, но мне не до нее. Ведь остались еще эти четверо, о которых нужно позаботиться.

Я заставляю каждого взяться за веревку. А потом иду вниз. Ночь черна, только отраженный луной свет расплескивается по снегу. Обрывы и зияющие пропасти - еще полбеды. Куда больше тревожат меня скрытые под снегом расселины. Но каждый шаг - это все-таки лучше, чем просто лечь в снег и уснуть.

Внезапно впереди распахивается пропасть, и я поспешно увожу своих подопечных назад - не хочу, чтобы они заглядывали в бездну. Кто знает, может, тут вообще нет спуска… Утром нас забросили сюда на флаерах. Должно быть, места здесь такие глухие, что только на флаере и можно добраться.

Метет не переставая, и время от времени мы проваливаемся по пояс. Но движение согревает. Сейчас движение - жизнь, остановка - сон и смерть.

Все деревья похожи друг на друга, будто близнецы. Как бы не оказалось, что мы ходим по кругу. Одно я знаю наверняка: если все время идти вниз, рано или поздно достигнешь подножия.

Никаких следов не видно - ни звериных, ни человеческих. Снег девственно чист, пока мы в него не проваливаемся.

Веревка резко дергается: это упала девушка со сломанной рукой. Возвращаюсь и вскидываю ее на плечо. Лишние шестьдесят килограммов - такая ерунда в сравнении с тяжестью у меня на сердце…

Теперь мы продвигаемся медленнее, но остальные все равно отстают. Я позволяю им передохнуть, но не даю заснуть. Секундное забытье, и я вновь прихожу в себя. Уснуть - умереть. Я поднимаю четверку на ноги.

Четверо. Забавно, что я думаю о них не как о цепочке, а как о числительном. Интересно, они теперь тоже относятся ко мне как к одиночке? Как к единице? Для квадрата в обществе найдется применение. Но не для одиночки.

Когда случился Исход Сообщества, когда закончились генетические войны, выжили именно множества. Они теперь хранители Земли, тогда как обычные люди - то есть одиночки - считаются пережитками прошлого. Появившись в результате биологического эксперимента, цепочки оказались единственными, кто пережил катаклизм. Но я больше не звено этой цепи, я одиночка, и мое место - в каком-нибудь анклаве. Одному в нашем обществе не выжить. Чем я могу быть ему полезен? Ничем. Я оглядываюсь на тех четверых. Есть лишь одна вещь, которую я могу сделать. Эти четверо - все еще цепочка, одно целое, и я могу доставить их в безопасное место.

Я встаю.

- Идем, - говорю я уже мягче. Они слишком измотаны, чтобы протестовать. Я показываю им, как подносить снег к губам и пить растаявшую влагу. - Надо идти.

Та, что со сломанной рукой, пытается идти самостоятельно. Я держусь рядом, поддерживая ее за здоровую руку.

Сосновый лес сменяется лиственным, более густым, и мне становится теплее, хотя температура не могла так уж подняться. Но деревьям кажется, что здесь теплее, поэтому и мне так кажется. Да и снег валит не столь густо. Похоже, вьюга идет на убыль.

Пытаюсь подбодрить четверку:

- Здесь высота меньше семи тысяч метров. Пройти семь километров, пусть даже по холоду - это раз плюнуть! К тому же дорога все время под гору.

Никто не смеется. Никто не произносит ни слова. Ветер совсем стих, а с ним и метель. Небо еще серое, но снегопад кончился. Может, мы все-таки не умрем.

Но тут последний Джулиан подходит слишком близко к ущелью и, соскользнув вниз, исчезает из виду. Еще двое, не выпуская веревки из рук, скользят за ним, и я вижу только извивающийся по снегу хвост.

Ну вот опять, устало думаю я. Снова эта проклятая веревка куда-то меня тащит. Я разжимаю руки - и она исчезает в серой мгле. Девушка рядом со мной не успевает ничего понять.

Заглядываю вниз: ущелье метра три глубиной, с крутым, но не отвесным склоном. Я вижу троицу, упавшую на дно. Вытащить их я не смогу, а значит, остается одно - спуститься туда же.

Забрасываю девушку на плечо и со словами «держись крепче!» соскальзываю по склону, поджав под себя ноги. Одну руку выставляю как балансир, а другой придерживаю свою ношу.