Денис Шабалов - Право на жизнь

– Не нравятся они мне, – сообщил ему напарник. – Который год уже – если замечаю на поверхности – обхожу. Мне в библиотеке как-то книжка попалась, там пишется, что это «многолетнее травянистое растение» не помню уже какого там семейства, «высотой до шестидесяти сантиметров». Понял? А эти в четыре раза выше. Значит – мутировали, ежу ясно…

– Ну да… Сейчас подойдем – а они как клыками ощерятся, – усмехнулся Данил. – Как потянутся своими листьями, щупальца выпростают и сожрут. Или выдернуться корнями из земли и на нас бросятся…

– Ну да… – в тон ему ответил друг. – Про миксера в домике у элеватора тот раз ты тоже не поверил…

Данил, словив этот щелчок по носу, умолк. Сколько раз Санька доказывал, что интуиция у него просто фантастическая – пора бы уже и привыкнуть…

Вблизи о дуваны казались даже больше, чем на самом деле. Всему виной, видимо, были здоровенные белые шары, качающиеся над головами напарников – именно они зримо увеличивали размеры растений, потому как стоящий рядом о дуван, лишенный семян с парашютиками, выглядел как-то куце, убого и сиротливо.

– Не трогай лучше, – предупредил Санька, завидев, как товарищ потянулся к пушистой белой шапке растения. – Ну их…

Однако Данил уже опустил руку на пуховую голову растения и провел по ней ладонью. Один из парашютиков, отделившись от головки, завис на мгновение в воздухе, а потом, гонимый ветром, полетел куда-то в сторону ручья, неся под собой темно-коричневую семечку.

– Ну и что? Где твоя интуиция в это раз? Дрыхнет? – усмехнулся Добрынин.

– Скажи спасибо, что обошлось, – огрызнулся Санька. – А все равно давай-ка на маршрут быстрее возвращаться. Ботаник ты, хренов…

– Э, народ! Вы чего тут зависли? – послышалось сзади. Данил обернулся – Соник стоит. – Родионыч там уже икру мечет. И не дозваться вас – радиостанцию-то вы не взяли…

– Возвращаемся, – кивнул Данил.

– Нет, а чего вы тут приметили-то? Из-за одуванчика, что ли, весь сыр-бор? – он подошел и похлопал по толстому зеленому стеблю.

Белая шапка качнулась, и парашютики весело заколыхались, норовя отделиться от головки.

– Вот это хреновина, – уважительно покачал головой сталкер.

– Ладно. Позабавишься – догоняй, – усмехнулся Данил. – Пошли, Санька.

Напарник бочком-бочком попятился от растения, и только отойдя метра на три, облегченно выдохнул:

– Я и говорю – пошли уже, чего тут делать…

– Я сейчас только пару семечек возьму – в Убежище покажу, – сказал Серега. – Как бы тут их… Ага!

Он прицелился – и врезал ногой по стеблю растения. Парашютики сорвались со своих гнезд на головке о дувана и облепили его с ног до головы, цепляясь за комбинезон, противогаз и снаряжение. Сталкер засмеялся, отмахиваясь…

То, что случилось дальше, Данил запомнил, наверное, на всю оставшуюся жизнь.

Соник внезапно ойкнул – испуганно, недоверчиво, непонимающе, а потом вдруг зашелся в истошном, полном дикого ужаса крике, и быстрыми-быстрыми, какими-то дергаными движениями принялся охлопывать себя по всему телу, пытаясь смахнуть семечки. Данил глянул – и обмер… Семечки, коснувшись резины ОЗК и зацепившись ворсинками, тут же выпускали крохотные усики, буквально на глазах укоренялись, врастая прямо в тело человека. Серега упал, захлебнувшись криком, раздирая на себе ОЗК. Резина, поврежденная корешками, лопнула, пошла дырами, словно швейцарский сыр… Сталкер, уже совершенно ничего не соображая от жуткой боли, причиняемой упрямо лезущими в плоть отростками, ухватился за первую попавшуюся семечку и с нечеловеческой силой рванул, пытаясь выдрать паразита из своего тела. Чавкнуло – сочно, влажно, тошнотворно – семечка подалась и полезла наружу. Соник завизжал, срывая связки, забил ногами, но продолжал исступленно тянуть. В грудной клетке его вдруг что-то мерзко хрустнуло – Данил почувствовал, как от этого звука у него сводит челюсти и рот мгновенно наполняется кислой слюной – и из раны, оплетенный корешками, показался окровавленный осколок ребра… Соник замер на мгновение, выгнувшись дугой, отпустил семечку и тяжело, хрипло, с присвистом, задышал. Из раны, пузырясь воздухом, толчком плеснуло кровью.

– Добрыня…

Данил, все эти мгновения стоявший в каком-то ступоре, вздрогнул – сталкер звал его…

Соник, тяжело ворочаясь на земле, медленно повернул голову и взглядом, полным нечеловеческой муки, поглядел прямо ему в глаза.

– Добры… Да-а-ан… Больно… Конец мне… Убей…

Слова получались у него с трудом, хрипло и неразборчиво – корни, раздирая внутренности, видимо, пролезли уже достаточно глубоко, мешая теперь говорить – но Данил понял.

Убить…

Колебался он лишь мгновение. Стоило только представить, что чувствовал сейчас Сергей, – и все колебания исчезли. Тяжелыми непослушными руками, глядя на себя будто со стороны, Данил, не раздумывая больше ни мгновения, поднял обрез, и, приставив к голове сталкера стволы, спустил разом оба курка. Сзади что-то орал Сашка, многоголосо кричали подбегающие бойцы… а он стоял в ступоре, глядя на лежащее у его ног тело, и ничего из окружающего его совершенно не волновало. Смерть, поджидавшая свою жертву за углом, выскочила внезапно и стремительно, и, пожалуй, именно эта внезапность и ужасала больше всего. Несколько мгновений – и человека не стало. Поверхность в который уже раз подтвердила, что расслабляться здесь нельзя ни на минуту, и единственная, даже самая маленькая ошибочка обязательно будет стоить жизни.

К городу они подошли уже ближе к вечеру.

Для Данила весь остаток пути прошел как сквозь серую пелену. Он смутно помнил, что сначала они долго бежали по дну распадка; потом отстреливались от невесть откуда вынырнувших выродков числом около десятка – и положили всех; потом полковник заставил несколько раз перейти вброд речушку, и это пошло вроде бы на пользу – вода даже сквозь комки и резину ОЗК приятно охлаждала разгоряченное тело, – но потом затею эту пришлось оставить и со всех ног удирать от здоровенных комаров размером с два кулака, так и норовивших отведать сталкерской кровушки; после этого дорога пошла вроде бы гладко, но спустя некоторое время вновь пришлось основательно попотеть – Родионыч, решив, что нагрузки недостаточно, вновь скомандовал «атака с фланга» и надавал столько вводных, что у воспитанников вскоре языки ниже пояса болтались. И под занавес пришлось долгим крюком обходить невероятно огромную проплешину с остекленевшей, спекшейся от запредельной температуры землей и гигантской воронкой в центре – память об одной из упавших на город бомб.

Воспринимая все это как во сне, Данил работал в каком-то отупелом оцепенении, на автопилоте, но выполнял все распоряжения четко и быстро – натренированный до автоматизма организм не подвел. Однако всему есть предел, и ему, организму, видимо, надоело такое безразличное к себе отношение со стороны хозяина, – вынырнув вдруг из ступора, Данил понял, что группа уже проходит разрушенный мост на входе в город. Почувствовав на плече чью-то руку, он повернул голову – слева, поддерживая товарища, двигался верный Сашка. Тут же, в ядре, и вся команда Арийца в сборе – идут, поглядывают на него время от времени.