Денис Шабалов - Право на жизнь

Полковник замолчал.

Данил выбрался из спальника – Родионыч, сидя на подоконнике, глядел за окно на стремительно синеющее небо.

– Ну, так и что же, Сергей Петрович? – спросил Дума. – Почему от обычной войны к атомной перешли? Ни с того ни с сего?

Полковник развел руками:

– А вот этого я уже, Тарас, не знаю и на кофейной гуще гадать не буду. Все могло случиться. Жизнь не запланируешь, как бы того не хотелось. Видимо, и впрямь не так что-то пошло. Или слишком уж быстро все развивалось. Я уж не знаю, как там дальше было, – но результат налицо, – Родионыч ткнул пальцем за окно. – Именно поэтому мы последние двадцать лет такой вот пейзаж за окном и имеем. И иметь будем еще ой как долго – уровень хоть и падает, но до нормального еще далеко.

– А мне, товарищ полковник, вот что не понятно, – зевая и сворачивая спальник, вступил в разговор Данил. – Давно хотел у вас спросить, да все как-то… То забудешь, то некогда… В том пособии по РХБЗ, что вы нам читать давали, черным по белому написано, что период распада радиоактивных элементов после ядерного удара составляет не так уж много времени. Там даже нормы приводились и было что-то, кажется, про две-три недели – а потом уж можно и из укрытия выходить… А мы вот уже двадцать лет почти под землей сидим и если выбираемся – то только в защите. А фон если и падает – то как-то уж очень неуверенно.

– Ну почему ж неуверенно, – перебил его Дума. – На момент удара-то под полторы тысячи светимость была – я журналы наблюдательные глядел, – а теперь на улице порой и до пяти-семи опускается. Разве только в локалках под тысячу шпарит, да внутри зданий еще держится, куда пыль с улицы надуло да по щелям забило…

– Это только одна сторона, – кивнул полковник. – Но есть и другие. Во-первых – и это уже не первый проходящий караван отмечает – фон у нас почему-то гораздо выше, чем должен бы быть в таком вот провинциальном городке. Почему – я не знаю, но лупили по нам прицельно. Вспомните хотя бы ту проплешину, что мы вчера обходили. И она наверняка не одна такая. А во-вторых… Дело в том, что период полураспада у каждого радиоактивного элемента разный. Например, период полураспада полония-212 меньше микросекунды, а период полураспада тория-232 превышает миллиард лет. Элементы, образующиеся в результате ядерных реакций присоединения – нептуний, плутоний, америций, – имеют периоды полураспада от нескольких минут до десятков тысяч лет. А еще есть такое понятие, как «грязная бомба». Специально для того и сделана, чтоб народу побольше выжечь. Таких бомб на вооружении ядерных держав, по официальным данным, не состояло – но кто ж им верит, официальным данным? И даже если и допустить, что данные эти верны… ударь по атомной электростанции – вот и получишь «грязную бомбу», только масштабами куда как серьезнее. Ближайшая такая от нас – в Балаково, километров двести – двести пятьдесят, а вообще таких электростанций понастроено было… дайте-ка припомнить… – Родионыч на секунду прищурился, вспоминая, – четыре с лишним сотни по всему миру, по данным на две тысячи девятый год. Вот и получается, что даже от уничтожения одних только АЭС радиационный фон до небес взлетит.

Или – «кобальтовая бомба». Если уж этой дрянью шибануть – и десять лет фонить будет, и двадцать, и все пятьдесят. Чего только не придумал человек – и все себе на погибель. В закромах у держав столько накопилось, что и на десяток планет таких, как наша, хватит. Так что долго нам еще на такой пейзаж любоваться, ой долго…

Он сполз с подоконника, глянул на часы – и громко хлопнул в ладоши:

– Все, хватит политинформации. Подъем орлы – пять утра! Нам сегодня еще войсковую часть обшарить надо, а это дело небыстрое! Час на сборы, в шесть выдвигаемся!

Подобраться вплотную к забору войсковой части сталкерам удалось лишь к обеду. С самого утра, часов с семи, они искали проход, тычась, как слепые котята, то в одном направлении, то в другом, но пройти сквозь барьер из локалок удалось лишь со стороны перекрестка улиц Балашовской и Гоголя. Здесь вплотную к забору примыкали домики частного сектора и фон почему-то был ниже, чем в других местах. Этим и воспользовались.

Оставив позади основную группу, расположившуюся в переулке неподалеку и занявшую круговую оборону, передовой отряд в составе групп Добрыни и Арийца выдвинулся на разведку.

Промерили фон на подходах – тридцать рентген. Многовато, конечно, но в других местах и того выше – за четыреста уползает. Пришлось идти здесь.

– Если недолго – не так уж и опасно, – с сомнением в голосе, глядя в окошко дозиметра, сказал Илья. Обе группы расположились на чердаке прижавшегося к забору войсковой части домика, наблюдая за ее территорией сквозь дыры в шифере крыши. – «Бэху» мы приняли… Входим?

– Дозиметры слушайте, – напомнил Данил. – До сотки доводить не будем – сгорим нахрен за полчаса. И так у Айболита валяться…

– Ну так давайте двигаться уже, – проворчал Локатор. – Пять минут прошло. Лишнюю дозу ловим…

– Ничего не чувствуешь? – спросил его Илья.

Славка помолчал немного, прислушиваясь к своим ощущениям, – и помотал головой:

– Ты ж знаешь, что у меня зона ограничена. Семьдесят метров максимум, дальше пустота. Да и то не все вижу. Ты глянь, что там творится, – он ткнул пальцем в дыру. – Там же черт ногу сломит, на территории! А если преграда серьезная – бетон или куча песка – для меня это слепое пятно.

– Но сейчас-то ничего не чувствуешь? – настойчиво переспросил Ариец.

– Нет. Пусто.

– Полковник запрашивает, – прижав наушник плотнее к уху, сказал Цукер. – Что доложить?

– На чердаке сидим, – оторвавшись от бинокля, ответил Данил. – Готовимся. Скоро входим.

Цукер послушно забубнил что-то в микрофон.

– Кто первый? – спросил Ариец, глядя на Данила. – Ты или я?

– Я, – поразмыслив, ответил Данил. – У нас с Санькой уже три выхода за этот месяц, а у тебя – ни одного. Соответственно и дозу мы больше набрали. Что там за забором, какой фон – хрен его знает, может три-пять всего. А здесь – сам видишь. Так что, чем меньше мы тут сидим, – тем лучше.

– Разумно, – тут же кивнул Илья. Было видно, что лезть в первых рядах на неизвестную территорию ему не улыбалось. – Ладно, выдвигайтесь. А мы уж тут прикроем. Как за забором будете – плацдармчик там зачистите, укрепитесь – и нас вызывайте.

– Не первый раз замужем, – ответил ему Ли. – Что ж ты нам прописные истины талдычишь? Мы входим – вы прикрываете. Потом наоборот. Все как положено.

Выбравшись из домика и добравшись до забора, Данил увел группу правее, до деревянной вышки, возвышающейся на добрых пять метров. Здесь группа остановилась. Сашка, покопавшись в рюкзаке и добыв веревку с «кошкой», размотал ее, бросил, зацепив за распорное бревно между опорами вышки и, упираясь ногами в бетонную секцию забора, ловко забрался на гребень. Повертел головой вправо-влево и, перевалив через край, спрыгнул с той стороны.