Руслан Мельников - Люди Черного Креста

Шаман велел погрузить Тотем на многоколесную Священную Повозку, запряженную лучшими мустангами-бизонами, и вождь повел боевые отряды в глубь материка.

После битвы с Людьми Креста племя понесло большие потери, но даже сейчас десант колонистов с Большого Каноэ и нескольких судов сопровождения выглядели весьма внушительно. Люди, мутанты, самоходные повозки, орудия и гужевой транспорт растянулись на много миль. Упряжные мустанги-бизоны везли в обозе три клетки с Гром-птицами. Четырех птиц убили Люди Креста. Две были ранены и не могли летать далеко. Еще одна осталась на Великом Каноэ для охраны кораблей. Так что с собой пришлось взять только трех. Впрочем, этого было вполне достаточно: пока две Гром-птицы отдыхали, одна высматривала с высоты опасность и добычу.

Видимо, враг не ожидал ни их появления здесь, ни столь скорого продвижения по суше. Уже на следующий день почти без потерь удалось захватить небольшое селение и крепость у реки.

Они атаковали Людей Креста тихо и внезапно, появившись из сгущающихся сумерек, подобно вампирам-сивататео. Гром-птица обрушилась сверху будто гнев богов и сбила часовых со стен. Стая пернатых змей кецалькоатлей и обсидиановые бабочки ицпапалотли не подпустили к бойницам и крепостным орудиям вражеских стрелков и канониров. А кавалерия и самоходные повозки достигли ворот крепости прежде, чем защитники успели их закрыть. Победа была быстрой и легкой. Пуля-Стрела не потратил ни одного патрона и ни одной стрелы, хотя в рукопашной ему все же пришлось проломить томагавком пару черепов.

Самая жестокая стычка вспыхнула перед высоким каменным вигвамом с черным крестом на крыше, в котором пытался укрыться противник. Но знак чужого Тотема не защитил врага.

Почти все воины Креста пали в бою. В плен попали лишь несколько раненых, захваченные при помощи Черного Лассо.

Добычей племени стали также деревенский скот и мало отличавшиеся от скотины крестьяне – такие же забитые, бестолковые и запуганные, не умевшие драться и не оказывавшие сопротивления.

Это была первая кровь, которую можно было пролить не в бою, а на Тотем. Жертвоприношение состоялось в ту же ночь, под крепостными стенами. Здесь было больше простора для ритуальной пляски и костров.

На стенах дежурили наблюдатели, подступы к крепости и селению контролировали патрули и дозоры, так что внезапного нападения можно было не опасаться.

Яркие костры и факелы в руках воинов превратили ночь в багряный день. Тотем жаждал крови, и скоро к нему должны были вывести пленников.

Разящая Пуля – Меткая Стрела чувствовал, как все тело бьет крупная дрожь. Обычное радостное возбуждение для того, кто становится свидетелем Жертвы. Он стоял в первых рядах. Ближе к Тотему были сейчас только вождь и шаман.

Закончились последние приготовления. Воины умолкли. Наступила тишина, в которой слышались лишь треск костров и факелов.

Беседующий-с-Тотемом был облачен в ритуальные одежды. Прикрепленное к спине шамана перо Гром-птицы покачивалось над его головой словно капюшон-опахало, но ритуальная маска еще не закрыла старое морщинистое лицо.

Медвежий Коготь озабоченно поглядывал на Черный Крест, венчавший крышу высокого каменного вигвама. Казалось, Крест тоже наблюдает через крепостную стену за подготовкой к жертвоприношению. И, похоже, это беспокоило вождя.

– Может, нам его сбить? – предложил Коготь, указав шаману на крышу. – Я могу послать людей на крышу. Или пустить туда Гром-птицу. Или расстрелять Крест из пушки.

– Зачем? – усмехнулся Беседующий. – Это всего лишь крестовина, выкрашенная в черный цвет.

– А если нет? – нахмурил брови вождь. – Если это часть чужого Тотема?

– Тогда пусть он смотрит, – шаман улыбнулся беззубым ртом еще шире. – И пусть видит. А если хватит сил и смелости – пусть попробует вмешаться. Или ты сомневаешься в могуществе нашего Тотема, Медвежий Коготь?

Вождь покачал головой:

– Не сомневаюсь. Я верю в его могущество.

– Тогда ни о чем не беспокойся.

Коготь кивнул и отступил в сторону.

Теперь перед Тотемом остался только шаман.

– Когда мы впервые высадились на эту землю, мы потеряли многих, но убили еще больше! – обратился Беседующий к воинам. Старческий голос скрипел и дребезжал, как разваливающаяся повозка, однако был достаточно сильным, чтобы произносимые слова услышал каждый. – Мы напоили чужую землю кровью, и теперь по закону крови мы являемся хозяевами этой земли. Так было, есть и должно быть всегда.

Глаза шамана блестели, в седых волосах сверкал вживленный кристалл.

– Сначала нужно смешать свою кровь с кровью врага и напитать ею чужую землю, чтобы потом беспрепятственно пускать вражескую кровь на свой Тотем. «Сначала» прошло, «потом» наступило. Настало время жертвы. Тотем ждет. И пора дать ему то, чего он так жаждет.

– Дать! Дать! Дать! – закричали воины, и Пуля-Стрела кричал вместе со всеми. – Кровь! Кровь! Кровь!

Беседующий коснулся рукой Тотема и закрыл лицо противогазной маской. Старый раскрашенный пластик преобразил шамана внешне. И словно бы что-то изменилось внутри него.

Из-под новой личины Беседующего донесся глухой нечленораздельный звук, похожий на крик Гром-птицы. Шаман Птичьего племени дернулся, будто в эпилептическом припадке, а затем, пританцовывая, двинулся по кругу, постепенно наращивая темп. Ноги били землю все сильнее и чаще, в то время как раскинутые в стороны неподвижные руки изображали крылья парящей в небе Гром-птицы. Беседующий покачивался вправо-влево, словно опираясь на воздушные потоки. Над ритуальной маской в такт его движениям колыхалось перо-капюшон.

Беседующий прошел вокруг Тотема один круг. Потом еще один и еще…

Пляска, предварявшая жертвоприношение, начиналась.

Задвигались воины. Сначала – на месте, тоже по-птичьи раскинув руки и раскачиваясь всем телом. Но постепенно зрители ритуального танца становились его участниками – один за другим, с оружием и без, в боевых доспехах и налегке. Каждый повторял движения шамана и вплетал в общую пляску свой танец. Вокруг Тотема закружились живые кольца людей, изображавших птиц в полете. В свете костров мелькали руки, лица, перья на головах и шлемах и несмываемая боевая раскраска.

Пуля-Стрела тоже присоединился к танцующим. Никто ни на чем не играл. Музыки не было слышно, но все же она была. Какая-то особенная, внутренняя, вибрирующая и гипнотизирующая, исходящая из Тотема и отдающаяся в крови. Объединяющая воинов в единое целое. Топот, дыхание, слаженные движения и выкрики были лишь внешним проявлением и слабым отголоском этой сакральной музыки. На Птичье племя снисходило Маниту Тотема.

Пуля-Стрела чувствовал, как знакомый волнующий ритм бьется в сердце и в жилах, как внутри барабанами ухает пульсирующая кровь.