Валерия Вербинина - Поезд на Солнечный берег

– Ничего, – ответила первая мойра. В зеркале отразилась комната Мистраля. – Сейчас они войдут, счастливые, и будут заниматься любовью до утра. А утром они поссорятся из–за сумки, и она уйдет. А потом все повторится, и она придет снова, и опять будет утро, и живая сумка из кожи питона. И он будет вечно говорить одни и те же слова.

– Почему он выбрал именно этот момент? – удивленно спросила третья мойра. – Ведь у их любви были дни и получше…

– Из–за сумки, – объяснил сфинкс. – Он верит, что когда–нибудь ему удастся окончательно убить сумку, и тогда Ровена не умрет. Он знает, что это невозможно, но все же надеется сделать это. Но этого никогда не произойдет.

– Это ужасно, – вздохнула первая мойра. – И он никогда не напишет свой роман?

– Нет, – ответил сфинкс. – Это был его выбор.

– Похоже, он оказался слабее, чем ты думал, – заметила третья мойра, испытующе глядя на него. – Признайся, ведь ты надеялся на другой исход? Он столько мог сделать в своей жизни… А теперь навечно застрял там, в своем собственном времени, между живыми и мертвыми, и только ты этому виной. Ведь, если бы ты не пришел к нему, он бы смирился со своей утратой, потому что ничего иного ему бы просто не оставалось. Ибо люди, по счастью, выносят многое, что в первое мгновение кажется им невыносимым. А Мистраль – Мистраль бы жил себе дальше, написал бы другие книги, поведал бы миру о своей любви к Ровене, разумеется, под вымышленными именами…

Но сфинкс, слушая ее, только покачал головой.

– Нет, – твердо ответил он. – Если бы я не пришел, мышь вышла бы на карниз погулять и упала вниз, а он попытался бы ее спасти и сорвался вслед за ней, потому что у него кружилась голова от голода и горя. Теперь он избавлен от этого. И он счастлив, хоть и сам не подозревает об этом. Большего для него я сделать не в силах.

– Но это будет длиться вечно! Ты хоть понимаешь, что это такое?! – вскричала первая мойра. – Он не сможет спасти Ровену, не сможет ее удержать, и все будет повторяться с самого начала. Это ужасно!

– Нет, – отозвался сфинкс. – Потому что это судьба.

– Которую ты ему дал, – заметила вторая мойра.

– Которую он сам пожелал себе, – не согласился сфинкс.

Вуглускр бушевал. От его крика дрожали стены бронированного кабинета, трепетали стекла в оконных рамах, мелкой дрожью тряслись позолоченные стулья эпохи возрожденного рока рококо. Один Пончик, стоявший с заложенными за спину руками, казалось, не испытывал никакого страха, отчего невыразимый ужас остальных только увеличивался.

– Это невероятно! – ярился Вуглускр. – Неслыханно!

– Определенно, – подтвердил Пончик, не повышая и не снижая голоса.

– Нет, вы где–нибудь видели такое?! – рвал и метал самый бубликовый из бубликовых миллиардеров. – Где–нибудь, когда–нибудь?! А?!

– Непонятно, – соглашался Пончик.

– Чудовищно! – восклицал Вуглускр, от волнения запуская обе руки в остатки шевелюры. – Что творится в Городе, что творится?! И этот болван Дромадур еще смеет утверждать, что ситуация под контролем! – Вуглускр круто повернулся к Пончику. В желтых глазах его вспыхнули желтенькие искры. – Запомните: если ситуация требует контроля, значит, она не под контролем! Правильно я говорю?

– Так точно.

– А если ситуация не под контролем, это значит, что она неуправляема. И что происходит? Катастрофа, мой милый, катастрофа! Бублик упал на две сушки, а им хоть бы что! Не понимаю я их, не понимаю!

Излив свое раздражение, Вуглускр сел, но, так как стул еще шатался, ему пришлось встать.

– Черт знает что! – добавил магнат в гневе. – Вы виделись с ним?

– С Дромадуром?

– Да.

– Мы разговаривали, – сказал Пончик. – По видеофону. Он отвечает за ситуацию в городе – пока. – Вуглускр молчал, ни словом, ни жестом не обнаруживая свое отношение к этому выразительному «пока». – К сожалению, вы сами знаете, что похвастаться ему нечем. Эпидемия…

– Эпидемия скоро пойдет на спад, – сварливо перебил зятя Вуглускр.

– Откуда у вас такие…

– Сведения? Нет! – магнат засмеялся желчным, неприятным смехом. – Просто некому будет умирать. Все цветы передохнут – вирус настигает их в первую очередь. Что касается людей, то слабые умрут, а сильные останутся. Это называется естественный отбор.

– Да, Дромадур говорил со мной об этом, – сказал Пончик нерешительно. – Он считает, что нам с вами целесообразно покинуть Город, пока все не уляжется.

– Я никуда не уеду, – отрезал Вуглускр. – Вы не хуже моего знаете, что все пути по воздуху перекрыты. Во–первых, официально запрещено покидать Город, а во–вторых, другие города закрылись для нас, как только началась эпидемия.

– Кроме Солнечного берега, – добавил Пончик. – Ведь дорога туда ведет по земле. Я полагаю…

– Нет, – отрезал Вуглускр. – Мне сейчас надо строить мавзолей для дочери. Нет и еще раз нет. – Он наконец сел. – Вас я не держу, прошу заметить. Я понимаю, весь этот кавардак кого угодно выведет из равновесия. Сначала на две сушки, потом на три, а потом, того и гляди, бублик станет дыркой от бублика.

– Так далеко дело не зайдет, – молвил Пончик обнадеживающе.

– Не зайдет? Вы так уверены? Полный кавардак, говорю я вам! Все стало с ног на голову. Возьмите хотя бы солнце, которое взошло ночью.

– Солнце? – тупо переспросил Пончик.

– Ночью! Ночью, мой милый. Не спутник, а настоящее, подлинное солнце. Каково вам это? Даже природа и та свихнулась!

– Это не природа, – задумчиво сказал Пончик. – Это наверняка Филипп.

– Что? – болезненно спросил Вуглускр. – Оставьте вы это. Кому–кому, а ему это точно не под силу.

– Он очень опасен, – проговорил Пончик. – Он волшебник. Он может летать и строить радугу, насылать дождь и ураган. Ему даже министерство погоды не указ.

– Волшебник! – рассмеялся Вуглускр. – Волшебник! Да будь он и впрямь так силен, как вы говорите, не я, а он сидел бы сейчас на этом месте, и оба мы были бы у него сейчас на посылках. Забудьте эти сказки для детей. Займитесь лучше бубликом и подыщите мне кандидата на место Дромадура. Генералу давно пора в отставку по состоянию здоровья.

Вуглускр кивнул Ляпсусу, показывая, что аудиенция окончена. Пончик вышел, и тяжелые двери сомкнулись за ним. Пасть сверкающего лифта поглотила его и помчала по шахте.

«Мавзолей… Лучше он ничего придумать не мог».

Слова Вуглускра некстати напомнили его зятю, что он овдовел. Пончик попытался разобраться, какие чувства вызывает в нем мысль, что Матильды больше нет, и пришел к выводу, что его это ни капли не волнует. Взволновало его, пожалуй, только одно из замечаний Вуглускра. Лицо Пончика приобрело серьезное выражение.

«Дромадур… Лучшего кандидата, чем я, на его место не найти. Только как подать эту мысль старику?»