Андрей Рубанов - Боги богов

— Сама помрет, — возразил Марат.

Жилец печально вздохнул.

Последнее время он реже кричал на Марата. Только вздыхал. Видимо, сказывалось употребление плодов черной пальмы.

— Она еще нас с тобой переживет, — тихо произнес старый злодей. — Ты совсем дурак. Она же глумится над тобой! Убей ее. А перед этим вызови ее дочку толстую. Скажи, что она завтра же станет матерью рода, вместо старухи. Условие такое: пусть поклянется, что будет делать всё, что ты скажешь. Избей ее. Несильно. По щекам надавай, по заднице… Или отымей, не сходя с трона… — Старый вор задумался. — Нет, лучше так: избей, а уже потом — отымей. Она всё равно от счастья одуреет. А старуху — ликвидируй.

Марат подумал и пробормотал:

— Я не смогу.

— Что?

— Отыметь толстую.

— Почему?

— Слишком толстая.

Жилец рассмеялся.

— Придется, родной. Это для пользы дела.

— У меня есть жена.

— Идиот, — грустно отозвался парализованный злодей. — У тебя есть власть! Держи ее в руках! Зубами вгрызайся! — Жилец оскалился, показывая клыки, которыми следовало вгрызаться. — Не будет власти — ничего не будет! Жены тоже не будет, зарежут. Время пришло, сынок. Мамки сами подставились. Прямое неподчинение! Пора развалить коалицию четырех гадюк. Сейчас их против тебя трое, а четвертая — твоя теща — в нейтралитете. Убей дерзкую грымзу, посади на ее место дочку. Итого получим двух старых мамок против тебя, молодую толстуху — за тебя, плюс теща — в нейтралитете. Потом еще что-нибудь придумаем. Двоевластия быть не должно, запомни.

— Ты сам себе противоречишь, — сказал Марат. — Быстроумный в роли царя и Хохотун в роли начальника охраны — это разве не двоевластие?

Жилец печально посмотрел на Марата и произнес с интонацией, которую можно было бы назвать сердечной:

— Ты никогда ничего не поймешь, парень. Ты никогда не подчинишь их себе. Царек и военачальник — это совсем другое… У них нет власти, только ее объедки. Вчера они были никто. Косоглазый собак резал, а Хохотун за старшим охотником топор носил. Сегодня ты дал им немного со своего стола, и они счастливы. Если начнется заваруха, они будут биться за тебя до последнего. Они при делах только до тех пор, пока ты жив. Не будет тебя — их сразу удавят. А мамки — тут всё сложнее. У них была власть, авторитет, все ништяки по полной программе, и тут приходишь ты: «Извините, теперь рулить буду я, а вы сидите и не отсвечивайте, или я убью вас всех…» Они всегда будут ненавидеть тебя. Они — твои враги. Уяснил?

«Мой главный враг — это ты», — едва не сказал Марат.

Жилец меланхолически зевнул. Если б он мог шевелить конечностями — наверняка закинул бы ногу на ногу, а руки заложил за голову.

— Слушай, — сказал он, — как думаешь, Нири умеет ковырять в зубах?

— Наверное. Здесь у всех плохие зубы.

— Дурак, — стеснительно произнес Жилец. — Я имею в виду свои зубы.

— Ты хочешь, чтобы Нири ковыряла в твоих зубах?

— Естественно.

— Учи, — сказал Марат. — Может, научишь.

— Будем пытаться, — ответил старый урка. — Вчера мы с ней… Хорошо провели время. С Нири. Ей всё понравилось. Она хорошая баба. Веселая, жадная… Когда мы пойдем в Узур, я возьму ее с собой… Вчера она сказала мне, что ты должен бояться. Сам понимаешь, я не стал расспрашивать, что и как… Только посмеялся. Сказал, что Хозяин Огня ничего не боится. Потом прогнал… Но это — нам с тобой маяк, брат. Сигнал. Завалят тебя скоро. Я даже примерно знаю как…

— Расскажи, — попросил Марат.

В щель меж бревен проник апельсинового цвета луч, Жилец чуть повернул голову, поймал его глазом, благодушно зажмурился.

— Старухи накормят носорогов тухлым ягелем. Ты подойдешь, а тварь взбесится и затопчет тебя.

— Сомневаюсь, — сказал Марат. — Зачем им меня убивать? При мне стало лучше.

— Не так, — поправил Жилец. — Не лучше. Сытнее — это да. Богаче. Может, даже веселее. Только запомни, сынок: обида — очень опасная штука. До того, как пришел ты, мамки жили голодно и бедно. Только сейчас они про тот голод и холод уже забыли. А про власть не забыли. И никогда не забудут… Я бы, например, никогда не забыл… Короче говоря, казни старушку и ни в чем не сомневайся. Время пришло. Будем омолаживать кадры.

— Ладно, — сказал Марат. — Я подумаю. Теперь — Хохотун. Что с ним делать?

— Награди.

— Наградить — это ладно. Но он не выполняет своих функций. Ты сказал, что возле меня должно быть двое приближенных.

— И что?

— Они не конкурируют меж собой.

— Дай им время. Ты думал, подтянешь к себе второго — и дела сразу пойдут? Пусть новенький освоится. Оставь царю главную привилегию — переносить меня в капсулу и обратно. Остальные привилегии уравняй между обоими. Только ничего не говори косоглазому. Ни слова, понял? Пусть мучается и с ума сходит. Ты его глаза не видел, что ли? Он по натуре интриган. Он, по-моему, даже похудел от переживаний. Ревнует, бедолага… Подожди, пройдет сухой сезон, они запасутся мясом, начнутся драки, безделье — косоглазый будет каждый день бегать к тебе с доносами. И вообще, ты его избаловал. Испортил полезного парнишку. Он слишком долго был твоей правой рукой. Теперь пусть впадет в немилость. Отодвинь его от себя — а второго, наоборот, приблизь. Только приближай правильно. Сначала обвини в чем-нибудь, пусть он от страха затрясется. А потом как бы прости. Но скажи, что проступок остается за ним. Уяснил?

— Нет.

— Идиот, — грустно констатировал Жилец. — Что тут сложного? За каждым должен быть какой-то проступок. Ты как бы прощаешь каждому его грешок — но не забываешь. Каждый должен сознавать, что виноват. И благодарить тебя за доброту… Теперь иди и зови толстую, у тебя времени в обрез.

Марат поднял с пола комок сухого мха, затолкал в дыру, умертвил солнечный луч, и лицо парализованного старика опять накрыло коричневым полумраком, словно платком.

— Я не смогу с толстой… Ахо сразу узнает. Она ее зарежет.

— Не зарежет. — Небрежно ответил Жилец. — Нельзя поднимать руку на дочь матери рода.

— Тогда они возненавидят друг друга.

— И хорошо! Пусть ненавидят друг друга, а не нас с тобой!

— Если я позову толстую, ее мать сразу всё поймет.

— И черт с ней! Мамку — в расход, дочку на ее место, только так.

Жилец опять поднял глаза к потолку и улыбнулся. Выдержал паузу и медленно объявил:

— Учти, пацан. Если ты не убьешь старуху, я включу инфразвук. Твои носороги разбегутся. К тебе сюда не войдет ни Ахо, ни косоглазый — никто. Клянусь розовым мясом, я включу защиту на полную мощность и оставлю, пока батарея не разрядится. А потом взорву гранату в своей башке. Я лучше подохну, чем буду смотреть, как эти вшивые папуасы разводят тебя и заставляют плясать под свою дудку! Ты устроил тут гнилую демократию! Ты целуешь этих животных в их грязные жопы и думаешь, что делаешь им добро? Ты натуральный кретин. Они не хотят думать сами. Люби их, думай за них, дари им расчески — они сами назовут тебя богом. Иди, зови толстуху! Нагни ее сразу. Избей. Оприходуй. Пусть в ногах у тебя ползает. Поставь себя жестко, с первой секунды. Сунь ей пару таблеток мультитоника, перышко разноцветное за ухо… Иди.