Андрей Рубанов - Боги богов

Рядом садится юная пара, он румян, она бледна, он — как бы мачо со щетиной и квадратными плечами, она — как бы вся в себе, на тонких запястьях браслеты, на ногтях интерактивные ЗD-картинки, на сгибе локтя свежий след от подкожной инъекции какой-нибудь слабенькой дурной субстанции, псевдогашиш или антипрагматика, безвредные игрушки для тех, кто жаждет познать вкус порока, но боится увлечься. На Свободных территориях это не модно, но и не позорно.

Свободные территории есть на каждой планете, они для того и придуманы, чтобы молодежь могла выпустить пар.

Ты допиваешь вино и встаешь. Бросаешь короткий взгляд и сразу видишь, что она его не любит, а он любит, но не так, как ей бы хотелось, и притом оба сильно хотят друг друга, но мечтают, чтобы всё было по любви. И ты, профессиональный пилот, слишком многое знающий о физической любви (семь лет ежедневных тренировок), решаешь, что надо что-то сделать для сбитого с толку парнишки, и, проходя мимо, улыбаешься плечистому отроку, и говоришь:

— Любить иных — тяжелый крест.

Ты доходишь до перекрестка и берешь такси, почему-то испытывая печаль. Разлитое вокруг, изо всех углов подмигивающее дружелюбие этого идеально налаженного мира, до краев наполненного самой чистой и светлой любовью, кажется чужим, не тебе адресованным.

Ты трижды меняешь машины и в припортовом квартале выпрыгиваешь из дешевого вертолета едва не на ходу. Багаж — четыре огромных ситалловых кофра — поехал из отеля в порт отдельно. Кофры забиты старыми шмотками, багаж — фальшивка, никто не сможет отследить тебя по адресу его доставки. Багаж полетит на Шамбалу, а сам ты, налегке, — совсем в другое место, и там, если тебе понадобится одежда, ты купишь новую.

В порту слышно только пение птиц и шуршание ветра в листве огромных дубов и кленов. Дух millennium taciturn тщательно культивируется: кое-где на стенах можно даже увидеть старые, оставленные в назидание потомкам таблички, напоминающие, что производство индустриальных шумов есть федеральное преступление из списка «бета». За лязганье металла о металл можно получить наказание: крупный штраф или даже высылку в малокомфортабельные новейшие миры. Ты небрежно проходишь регистрацию, сразу шагаешь в ВИП-зону и устраиваешься со стаканом алкоголя в кресле, собранном из тел пресноводных медуз с планеты Медиана. Это модная новинка: прозрачные твари размером с подушку умеют испускать мощные положительные биотоки и за четверть часа снимают страх перед полетом у любого. Один твой приятель пытался заработать на контрабанде медуз, но напоролся на людей из Службы безопасности корпорации «Биомех» и сейчас мотает срок в одну пятую стандарта.

Ты в любой момент можешь присоединиться к этому неудачнику. Ты не забываешь, кто ты. Ты напряжен, несмотря на метарелаксанты и выпитые за полчаса три порции виски. Медузы под тобой еле слышно пыхтят, по спинке кресла проходят медленные волны. Внешне, разумеется, ты спокоен и даже начинаешь искоса посматривать на девушку, сидящую неподалеку, слишком свежую и сексуальную, чтобы сразу поверить в естественность ее свежести и сексуальности.

Уву, натуральная красота пала жертвой биотехнической революции, с двенадцати лет каждая дура мечтает пересадить себе эпидермис алмазной бабочки; о вагинальных мышцах лучше вообще умолчать, у твоего личного имплантатора Маркуса в прайс-листе их — пятьдесят с лишним позиций, несчастный парень проводит у операционного стола по десять часов в день и давно уже держит целибат, женщины ему неприятны. Снимаю с нее одежду, жалуется он, и вижу не грудь или бедра, а позиции в прайс-листе…

Ты вспоминаешь бедолагу Маркуса и улыбаешься. А потом замечаешь двух маленьких стариков — бледных, седых, дорогие костюмы немного глупо смотрятся на их сухих телах, — и страх парализует тебя. Медузы дрожат под твоими лопатками, безуспешно пытаясь снять напряжение. Старики на тебя не смотрят, но ты уже всё понял, ты слышал про этих стариков: они вовсе не старики, им по тридцать пять лет, седины и морщины — камуфляж; любой из них может убить тебя одним движением пальца.

Ты прикидываешь дистанцию и понимаешь, что у тебя нет шансов. Оружия при тебе нет, ты не пользуешься оружием. Твое оружие — голова и нервная система.

Потом тебя арестовывают и судят. Потом везут на Девятый Марс. Выдают бушлат и кислородную пайку. Скидывают с высоты в пятьдесят метров на песок. Три месяца ты живешь, как пустынное насекомое, хрипишь от удушья, страдаешь от жестокого поноса, покрываешься твердым панцирем синей грязи и ждешь своей участи. Иногда что-то происходит. Например, привозят знаменитого вора и бандита по кличке Жилец, и он зачем-то изъявляет желание познакомиться с тобой. Но тебе уже всё равно, что происходит вокруг, — ты ждешь, когда всё закончится.

И когда однажды на рассвете с синего неба падает черная тень и грубый хобот манипулятора с ошеломляющей силой хватает тебя за ногу, выдергивает из твоей берлоги и тащит наверх, в трюм корабля, — ты счастлив так, как не был счастлив ни в бассейне люкса-трансформера, ни в Храме на Крови Космоса, ни в родительском доме, ни в постели с обладательницей вагинальных мышц высшей ценовой категории — нигде, никогда, ни разу.

Ты хороший парень, ты просто немного запутался. Угнал несколько кораблей, был пойман и получил небольшой срок. Ты отбудешь наказание и вернешься к честной жизни честных людей.

Потолок и стены кармана мягко светились и подрагивали через равные промежутки времени. Хорошее дыхание, подумал Марат, сильный корабль. И притом совсем новый. Сейчас ребята с моего курса водят примерно такие машины…

Первым делом он снял обувь. Ложась с любимой женщиной, мужчина снимает ботинки; очутившись на корабле, пилот ходит босиком. Даже если пилот бывший, ныне — осужденный правонарушитель, а корабль — тюремный транспорт.

По мерцанию и колебанию стен Марат попытался угадать модель и год рождения биома, но не успел: стена набухла, лопнула, потекла мутной лимфой, и в карман ввалился долговязый дядька с крепкими ладонями фермера-колониста.

Оглядевшись, новый пассажир сел на пол, уныло обхватил руками колени и вздохнул.

— Нервничаешь? — спросил Марат.

Долговязый отвернулся.

— Эй, — позвал Марат. — Первый раз, что ли?

Фермер кивнул. Он слишком старательно делал вид, что спокоен. Но перед стартом нервничают даже самые крепкие и бывалые путешественники. Два оперативника, арестовавшие Марата в пассажирском порту Олимпии, — прожженные, хладнокровные ребята — за минуту до гиперпрыжка синхронно побледнели и стали шепотом переругиваться на нескольких языках, а когда довезли клиента до следственной тюрьмы — вежливо попросили никому ничего не рассказывать. Иначе найдем и убьем, пообещал один, а второй, маленький и черноволосый, улыбнулся так, что пойманный преступник поклялся молчать, призвав в свидетели Кровь Космоса.