Михаил Исаков - Телепупс

— Мне надо поменять имидж, типа ребрэндинг сделать.

— Тебе?

— Мне.

— Это дорого. Это очень…

— Знаю.

— И зачем?

— Ну, ты же сам говоришь, что дрянь русской повседневности мешает творить. Ну, как бы сейчас происходит гробализация культуры. К чему бы ни прикоснулись космополиты, то сразу превращается из культурной ценности в дерьмо.

Эдик смотрел на меня, как на сумасшедшего. Наверное, он меня жалел.

— Кому я это говорил?

— Всем.

— Так я это по телеку говорил.

— Ну, так и я не для театра постановку готовлю.

— Не пойму, тебе имидж менять или новый проект толкать?

— Я должен соответствовать проекту. Типа внутренний диссидент. Духовный. Подтачивал систему изнутри, считая, что ее можно изменить и жестоко ошибся. Десять лет копил раздражение и недовольство и вот… Пришло время сказать правду.

— Что сказать?!

— Ну, не всю. Так, немного.

— А я здесь причем?

— Ты проникнись! Оппозиция должна стать конструктивной, а не окна бить и демонстрации устраивать. А у тебя как раз имидж старорусского консерватора.

На самом деле у него был имидж старорусского ретрограда, но это ничего не меняло. Во-первых, сейчас никто толком не знает, что же такое консерватизм. Во-вторых, Эдуард со своим демоническим видом и папой голландцем датского происхождения лучше всего походил под образ русского интеллигента. Ни то, ни другое уже не существует и поэтому очень притягательно.

По субботам Эдик ездил на «колхозный рынок» сети «Hediard» или «Fauchon». Так и говорил — «колхозный». Общался там с женами топ-менеджеров, страдающими shopoголизмом и иногда с самими топами. Всегда покупал селедку, репчатый лук и чищеную лазером картошку. По воскресеньям ходил на прием к Богу в старообрядческую церковь. Рядился в ситцевую рубашечку с ручной вышивкой, в купеческий кафтан и картуз, который постоянно мял потными руками. Его «OK!» был очень эклектичен.

— Мне, главное, чтобы они увидели потенциал и поверили.

— Кто?

— Ну, эти… «люди принимающие решения».

— Напиши им записку.

— Нет. Текст умер. Нужна картинка.

Эдик вздохнул. Ему явно не хотелось связываться. На его бледном лице отразилась борьба жадности с осторожностью и, кажется, жадность побеждала. Эдик очень боялся нищей старости. Копил на пенсию и примерял имидж мудрого пенсионера:

— Говорят, человек умнее телевизора.

— Скорее всего.

— Сомневаюсь.

Расходились-развозились далеко за полночь. Красная площадь еще бесновалась, а Манеж уже устал. Кровавая ковровая дорожка выводила гостей на растерзание вечных папараци. Таня, не упуская момента, откровенно над ними издевалась. Достала телефон и принялась их фотографировать с таким же азартным видом, с каким они пытались привлечь мое внимание.

— Это Вася?!!!

— Вася!!!

— Вася! Вопрос от канала «Отдых»!

— Вася посмотри сюда!!!

Менты сдержанно пытались их утихомирить. Без дубинок и газа у них не получалось. Какой-то полковник в парадной форме увещевал художников по жизни, чтобы они не напирали. На всех хватит.

— Макс!!!

— Ваши книги сожгли! Комментарии?

— Автограф, Макс!

— Макс, сволочь!!!

Мы уезжали на его машине. Макс сидел за кремлевской стеной уже довольно давно, но накопленный опыт не растерял. Он тусовщик со стажем и когда хочет может быть самой любезностью:

— Татьяна, обворожительна… Василий, посвежел… Как вечеринка? Понравилось?

Полагалось что-то сказать в ответ. Например, поблагодарить за то, что нас подвозят и все такое. Благодарить не хотелось. У нас ничего не делается просто так. На «просто» не хватает сил. От бесконечных разговоров у меня болело горло, а от долгого стояния ноги. Я устал и только потом заметил то, что мне показалось необычным в облике Макса. Он снял с левого уха кольцо и немного подстригся. Длинная неформальность волос все еще оставалась, но лишь как переходный, временный вариант.

— Вас искал твой бывший.

— …

— Бывший акционер Шнитке.

— …

— Видимо не нашел.

— …

— Говорили с американцем?

— …

— Как?

— …

— Нетерпеливые.

— …

— Не могли подождать?

Я понял, что он имеет ввиду и поэтому прервал молчание:

— Это ты Шуру отключил?

— Угу. Ночью подкрался и осчастливил страну.

— Неплохая сюжетная идея.

Макс не ответил. Надулся индюком, включил телевизор и сделал вид, что думает.

Телек показывал канал «Возмездие». Казнили террористов, которых требовали освободить поволжские вакхабиты. Государство не пошло на переговоры, отказалось отменять рейтинговую казнь и вакхабиты взорвали школу в Ярославле.

— Скажите, что вы чувствуете перед казнью?

— Шакалы!..

— Вы раскаиваетесь?

— Гяуры!..

— Вы не жалеете о прожитой жизни?

— Всех не перебьете! А-а-л-л-а-ах, акбар!

Охрана спускает собак. Несколько мохнатых немецких овчарок с алыми языками и белыми клыками.

— А-а-а-а-а!..

Смертники падают на землю. Собаки терзают им ноги, руки…

На разноцветных комбинезонах заключенных логотип «Beneton».

Кажется, это был повтор. Сразу после сцены с собаками показали зал с электрическим стулом от «Ikea». Один из бандитов уже подключен к розетке всем известной генерирующей компании. Во рту кляп и он что-то мычит. У него скоро задымится голова.

— Смотрите в следующей серии:

« Есть идея заменить „Ikea“ на расстрел.Почему Президент задержал казнь? Проблемы введения моратория на пожизненное заключение».

« Конец Европы! Европейская общественностьприветствовала решение России бороться с терроризмом и сепаратизмом до победного конца».

« Под завалами. Что нашли в руинах ярославской школы? Кино-фото репортаж. Приобрести сувенирыможно…»

«В небе Ярославлявзорвалось НЛО!»

Хотите знать больше?…

Как-то раз у меня завелись деньги, и я снял целый этаж небоскреба. Пустое пространство с редким скелетом серых колонн. Если встать в центре, в окнах сплошное небо. Ни облаков, ни солнца, ни стеклянных глазищ напротив. Там не было даже стула. Там вообще ничего не было кроме гулкого эха. Оно стало моим на сутки.

Я ходил от колонны к колонне, между, поперек, по диагонали, вдоль окон, вокруг лифтовой шахты.

↑ 23, 24, 25, 26…

Смотрел на бегущие этажи скоростного лифта.

↓ 26, 25, 24, 23…

Хотелось ощутить заратустрово вдохновение, заглянуть в бездну. Лететь мимо изумленных обитателей кабинетов и считать сколько осталось до дна.